Другой проблемой было то, что тогда мои отношения с Марсолини и профессором Густаво Хаббеггером, тренером по физподготовке, выглядели далекими от идеальных. Они были очень строги во время сборов, на тренировках, предъявляли кучу несуразных требований, что меня совсем не прельщало. Затем, когда пришли победы, мы стали понимать друг друга. Тогда я сказал о Сильвио: «Это честный человек, который работает с утра до ночи для того, чтобы улучшить игру команды, и хотя он не так опытен, заметно, что он знает свое дело». Но сначала у меня были серьезные разногласия с ним и с профессором. Все было отнюдь не так просто.
Я вернулся в матче против «Ньюэллз», 29 марта, забил гол с пенальти, и мы сыграли вничью 2:2. В следующее воскресенье нам предстоял настоящий «класико», к которому я специально готовился, против «Индепендьенте». Тогда я должен был ввязаться в споры с Марсолини, чтобы он наконец-то выпустил Руджери. Как ни в чем не бывало я подошел к ветеранам команды, к Бриндиси, Мосо, Пернии и спросил их: «Скажите мне правду, вы ведь чувствуете себя более уверенными, когда играет этот парень?». Головастик уже тогда славился жутким характером, всегда шел вперед… Они мне ответили: «Да, да, Диего, ты прав, этот парень действительно силен», и после этого мы пошли давить на Марсолини. В итоге Руджери вышел против «Индепендьенте» на «Авельянеде», мы выиграли 2:0, один мяч забил я ударом с лета из-за штрафной площади, а другой… он. Я знал, что Головастик заиграет, и с тех пор он больше не выходил из состава команды, если только не был травмирован или дисквалифицирован.
Вот таким я и был, и больше уже не молчал. Если я был в чем-то уверен, то говорил об этом без тени сомнения. Вот и теперь я заявил, что в «Архентинос Хуниорс» где бы я ни находился на поле, мяч доставляли мне всегда. Я заявил, что не хотел бы, чтобы это считали проявлением эгоизма, но… Со своих мест повскакивали все. Мне возразил Перния, мне возразил Бриндиси, но я был уверен в своей правоте. Я обнял Мигеля и сказал ему: «Нам нужно больше с тобой взаимодействовать, Мигель, намного больше. Не зацикливайся на голах. Конечно, ты забил их очень много, но это не твоя обязанность».
Наконец, настало время расплатиться за тот долг, что я чувствовал перед людьми. В пятницу, 10 апреля, вечером, когда лил такой дождь, словно настал конец света, я принял участие в своем первом «класико» против «Ривера» на «Ла Бомбонере». Все вышло так, как об этом можно было только мечтать… Мой отец сидел на платеа, в секторе Е, а я, пока текли минуты, и матч превращался в праздник, думал о нем. До этого старик видел в своей жизни только одно «класико», завершившийся поражением «Боки» на «Монументале», за которым он наблюдал с «популара». [17]
Мне всегда нравилось чувствовать за собой ответственность, и тогда я понял, что с таким ощущением достигаешь лучших результатов. По очень многим причинам меня преисполняло огромное желание добиться победы в этом матче. Во-первых, из-за моей семьи, которая болела за «Боку» всей душой. Во-вторых, из-за болельщиков и моих товарищей по команде: очень много говорилось о превосходстве «Ривера», и о том, что я не даю команде то, на что она вправе рассчитывать… И я почувствовал себя счастливым как чувствует себя счастливым тот, кто забивает Фильолу. Об этом я никогда не забуду. Этот гол стал для меня первым в «суперкласико». Кордоба сыграл просто потрясающе, и когда он увидел, что я ухожу по диагонали к воротам, он сделал мне передачу на дальнюю штангу. Я остановил мяч левой ногой, собрался было перебросить его через бросившегося мне навстречу Фильола, но убрал его под себя и оставил Пато распластавшимся на земле. Только-только я решил пробить как увидел мчащегося на подмогу Тарантини, от которого можно было ожидать чего угодно. Поэтому я решил прицелиться получше и ударил так, что мяч влетел в сетку впритирку со штангой… В этот момент я прочувствовал ту обстановку, что была на стадионе, которая до выхода на поле ощущалась не так сильно… Это было настоящее сумасшествие, это было… счастье! Бриндиси забил еще два гола, и мы победили 3:0. После этого мы отправились отужинать в заведение под названием «Сумасшедшие годы», где взяли чурраско [18]и жареную картошку, запивая все это белым вином «Сан Фелипе», которое мне очень нравилось, и… раздавая автографы. Автографы туда, автографы сюда… и я чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Чувствовал себя самым счастливым человеком на свете.
Казалось, что мы уже смогли коснуться неба руками. По прошествии времени я рассказывал, что тогда в команде были игроки – включая меня – которые сами не слишком хорошо представляли, чего они хотели. Ясность настала в середине чемпионата, но достичь этого было очень трудно.