Я - эль Диего (ЛП)

И пусть кое в чем наступит полная ясность: я никогда, никогда, никогда в своей жизни не препятствовал чьему-либо появлению в сборной. Никогда. Наоборот, те, кто хотел уйти, уходили одни как Пассарелла. И никто никогда не поверит в то, что с чемпионат мира в Мексике Пассарелла убрался потому, что был таким принципиальным «меноттиста». Как, похоже, никогда он не согласится встретиться со мной, потому что я уже много раз хотел поговорить с ним, и все никак не получалось… Когда умер его сын – худшее, что может произойти с любым отцом – я захотел с ним поговорить, потому что у меня было плохо на душе. Я осталял ему сообщения на автоответчике, но сам он так ни разу мне и не ответил. Я даже обратился к нему с открытым письмом, через своего знакомого журналиста из журнала «El Grafico». Там было напечатано следующее: «Мне очень больно за то, что случилось с Пассареллой. Я считаю, что мы с ним наговорили друг другу много глупостей… просто нелепиц; мы ругались из-за длинных волос, колец… ради Бога, какие же все-таки это мелочи! Мы, находящиеся далеко и смотрящие на все со стороны, можем говорить: как плохо, какая боль, а настоящую боль испытывают только они. Мы можем подойти к ним, выразить свое соболезнование, но все это ни к чему. Случившееся с Пассареллой ударило по мне очень сильно, никто не заслуживает такого горя. Потом я несколько раз звонил ему, зная, что от этого не будет никакой пользы, но… Я хотел бы внести ясность: все наши споры на фоне случившегося – это просто идиотизм, они не стоят и выеденного яйца. Единственные слова, что мне сейчас приходят в голову: Даниэль, если тебе что-нибудь нужно, я здесь…». Но я не хотел бы смешивать с этой историей все наши разногласия и ссоры.

Для того, чтобы никто не выдумывал всякую чушь, я расскажу все: мы сцепились на тренировочной базе «Америки», в Мехико, где жили во время чемпионата мира 1986 года. Дело было так… Я вместе с остальными «бунтарями» опоздал к началу собрания на 15 минут. К бунтарям Пассарелла помимо меня относил Паскулли, Батисту, Исласа… Мы пришли на 15 минут позже! И тут мы попали под гневную тираду Пассареллы в его традиционном диктаторском стиле: как такое может быть, чтобы капитан опаздывал… то, се… Я позволил ему продолжать… «Ты закончил?» – спросил я его наконец. — «Хорошо, тогда теперь мы поговорим о тебе».

И я рассказал перед всей командой, кем он был на самом деле, что он делал, и все, что я знал о нем. И началось такое… Надо сказать, что в той сборной были две группировки. С одной стороны те, кто поддерживал Пассареллу, его банда: Вальдано, Бочини, еще несколько игроков. Пассарелла вбил им в голову всякую чушь, и потому они говорили, будто мы опоздали из-за того, что принимали наркоту.

Тогда я ему сказал:

— Хорошо, Пассарелла, я признаю, что принимаю наркотики, хорошо…

Вокруг нас повисла зловещая тишина. Я продолжил:

— Но тут все иначе: я не принимал их в данном случае… Не сейчас, смотри, ты! И кроме того, ты вмешиваешь сюда других людей, вот этих вот ребят, которые здесь совершенно ни при чем! Ты понял меня, гнида?

Истина заключалась в том, что Пассарелла хотел стать лидером любой ценой, вбивая клин между игроками, придумывая разную ложь, вставляя палки в колеса. Он хотел этого с тех пор, как утратил капитанскую повязку, все это застряло у него как кость в горле. Да, он был хорошим капитаном, я всегда это говорил. Но я сам же и занял его место, а потому настоящим капитаном был, есть и буду только я.

После этого, как только подворачивалась подходящая возможность, он старался задеть меня. Он привлек на свою сторону Вальдано, который был очень умным человеком, которого слушали все вокруг, включая меня. И он вбил ему в голову, что я всех приучал к наркотикам! И тогда, на том собрании, ради доброго имени моих партнеров, ради себя самого я прокричал в лицо Пассарелле:

— Здесь никто не принимает наркоту, никто!

И я клянусь своими дочерьми, что в Мексике мы действительно не употребляли наркотики. Но раз уж мы начали вытаскивать белье на солнце, я посчитал, что нужно довести это до конца:

— Раз уж мы все здесь… Те две тысячи песо за телефонные разговоры, которые мы должны заплатить вскладчину… почему никто не берется сказать, кто наговорил на эту сумму?

Никто не поднялся, никто не ответил, кто-то опустил глаза… Было слышно, как пролетит муха. Пассарелла не знал, что тогда, в 1986 году, кажется, что уже сто лет тому назад, на телефонных счетах в Мексике указывалась одна деталь: телефонные номера. И это был его домашний номер. Сукин сын, он зарабатывал два миллиона долларов, и готов был выглядеть мудаком из-за двух тысяч.