Я – Элтон Джон. Вечеринка длиной в жизнь

Так вышло, что правду, которую знал я сам, высказал прилюдно Долговязый Джон Болдри. После моего ухода из «Блюзологии» мы остались хорошими друзьями, и я попросил его стать моим шафером. Джона явно насмешила сама идея моей женитьбы, но он согласился. Мы договорились встретиться в клубе Bag O’Nails в Сохо и обсудить детали. Берни пошел со мной.

Как только Джон вошел в зал, сразу стало ясно, что он нервничает и чем-то встревожен. Чем – я понятия не имел и подумал, что, наверное, у него какие-то неприятности в личной жизни. Может, Оззи отказался носиться с его членом, как с писаной торбой? Или делать еще что-нибудь… не знаю, чем они еще занимаются. Потребовалось несколько порций спиртного, прежде чем он выложил суть проблемы – прямо и без обиняков.

– Черт тебя побери! – гаркнул Джон. – Что ты творишь? Какого хрена ты связался с женщиной? Очнись и возрадуйся! Ты – гей! И Берни ты любишь больше, чем эту бабу!

Наступило неловкое молчание. Я знал, что отчасти он прав. Я не любил Линду – по крайней мере, не настолько, чтобы на ней жениться. И я действительно любил Берни. Не как мужчину, не в сексуальном плане, а как моего самого лучшего друга. И нашим партнерством в творчестве дорожил в сотни раз больше, чем своей так называемой невестой. Но гей? Насчет этого уверенности не было – я так до конца и не понял, что значит быть геем, хотя, благодаря нескольким очень откровенным разговорам с Тони Кингом, понемногу начал понимать. Так, может, я – гей? Может, именно поэтому меня так восхищает Тони? Ведь я не просто подражаю его стилю в одежде и его лондонским щегольским манерам. Я чувствую в нем что-то от себя самого.

В общем, было над чем подумать. Но вместо этого я начал спорить: мол, Джон говорит глупости, опять напился и устраивает много шума из ничего. И потом, я не могу отменить свадьбу – все уже организовано. Мы даже заказали торт!

Джон и слушать меня не хотел. Он повторял, что я разрушу жизнь и себе, и Линде, если позволю свадьбе состояться. Что я чертов идиот и веду себя как последний трус. Спор разгорался и начал привлекать внимание, подтянулись посетители от столиков неподалеку. Ну а поскольку мы находились в клубе Bag O’Nails, все они были поп-звезды, что придавало ситуации легкий оттенок сюрреализма. Вмешалась Синди Бердсон из The Supremes – я знал ее еще со времен «Блюзологии», она тогда была одним из «колокольчиков»[75] в бэк-группе Bluebelles Патти Лабелль. Потом к обсуждению присоединился Пи Джей Проби[76]. Рад бы был поделиться тем, что говорил о моей предстоящей свадьбе, о ее потенциальной отмене и, конечно, о моей сексуальной ориентации этот одетый в сползающие штаны enfant terrible шестидесятых с волосами, собранными в конский хвост, но к тому времени я уже окончательно ошалел и воспринимал происходящее как в тумане. Хотя все-таки помню, что в конце концов я сдался и признал, что Джон прав – по крайней мере, по поводу свадьбы.

Все, что было дальше в эту ночь, память сохранила отрывочными картинками. Рассвет, мы с Берни, взявшись за руки для храбрости, бредем по дороге к дому. Шатаясь, натыкаемся на автомобили и переворачиваем мусорные ящики. Потом ужасный скандал, и Линда грозит самоубийством. Дальше невнятный разговор через закрытую дверь спальни Берни о том, способна Линда на самом деле покончить с собой или нет. И еще один разговор через дверь – я прошу Берни открыть и пустить меня поспать на полу.

На следующее утро после еще одного чудовищного скандала я в отчаянии позвонил в Фроум Корт. «Они приехали в грузовике и отвезли меня домой», – написал Берни в песне «Кто-то спас меня сегодня». «Они», «грузовик» – конечно, поэтическое преувеличение. Приехал только Дерф на маленьком рабочем фургончике. Но он действительно отвез нас домой, назад в Фроум Корт, в комнату с двухъярусной кроватью. И Берни сейчас же повесил на стену плакат с Саймоном и Гарфункелем. Линду мы больше никогда не видели.

три

Теоретически, мы с Берни вернулись в Фроум Корт на время, пока не подыщем что-то свое. Но нет ничего более постоянного, чем временное: переезд пока не предвиделся. Мы не могли себе позволить снять квартиру. Наши песни не продавались – английские певцы и группы не хотели их покупать. Иногда до нас доходил слух, что чей-то продюсер или менеджер интересовался той или иной нашей композицией. Надежда вспыхивала, но быстро гасла. На нас сыпались отказы. «Простите, но Клифф говорит «нет». «Мои извинения, но Силла считает, что это не совсем в ее стиле». «Нет, «Октопусу» это не подходит». «Октопус»? Это еще что? Группа? Тогда единственное, что я о ней знаю, – что им не нравятся наши песни. В общем, нам отказывали исполнители, о которых я даже не слышал.