Но вот я стою здесь и ничего не делаю. Как бы я ни любил Джона, мне стало ясно: надо двигаться дальше.
Другое дело, что я не особо представлял, куда двигаться. Сам не знал, чем хочу заниматься, а главное – на что способен. Да, я играл на клавишных и пел, но на поп-звезду явно не тянул. Во-первых, выглядел неподходяще, о чем свидетельствовал нелепый вид в кафтане. Во-вторых, меня звали Редж Дуайт. Ну никак не звездное имя. «А сегодня в программе «Вершина популярности» новый сингл… Реджа Дуайта!» Нет, невозможно. У других участников «Блюзологии» имена и фамилии были вполне себе звучные: Стюарт Браун, Пит Гевин, Элтон Дин. Элтон Дин! Даже имя саксофониста больше подходит для поп-звезды, а ведь у него нет ни малейшего желания становиться таковой: Дин занимался серьезным джазом, а в «Блюзологии» просто убивал время, поджидая, пока на горизонте замаячит возможность присоединиться к какому-нибудь независимому квинтету, играющему джазовые импровизации.
Конечно, можно поменять имя, но смысл? Не только я сам считал, что не тяну на поп-звезду, такой приговор мне вынесли профессионалы. Несколько месяцев назад я ходил на прослушивание в «Либерти Рекордз»[22]
. Компания разместила рекламу в газете «Мьюзикал Экспресс»: «Либерти Рекордз» ищет таланты!» Как выяснилось, мой талант их не устроил. Я встретился с парнем по имени Рэй Уильямс, поиграл для него, даже записал пару песен в их маленькой студии. Рэй решил, что у меня есть потенциал, но все остальные в «Либерти» думали иначе: «Большое спасибо, но нет».Вот такие дела.
И все же один вариант имелся. Во время прослушивания в «Либерти» я сказал Рэю, что мог бы писать песни – по крайней мере, наполовину… то есть сочинять музыку, но не тексты. Я пробовал вымучивать стихотворные строки для «Блюзологии» и до сих пор обливаюсь холодным потом, когда они приходят мне на ум:
По-моему, сам Рэй их даже не читал.
Юноша, приславший тексты, жил в Линкольншире, в деревне Оумби-бай-Спитал, которую никак не назовешь рок-н-ролльной столицей мира. И работал на птицеферме – развозил в тачке тушки мертвых куриц. Но стихи оказались очень приличные. С некоторым влиянием Толкина, налетом эзотерики и не без сходства с A Whiter Shade of Pale группы «Прокол Харум»[23]
. Но главное, ни один из текстов не вызвал у меня желания сгореть со стыда – а это значило, что стихи в конверте на порядок лучше моих собственных упражнений в стихосложении.Вдобавок выяснилось, что я могу писать музыку на эти тексты, причем очень быстро. Что-то в них задело меня за живое – как и сам автор. Он приехал в Лондон, мы встретились и за кофе обо всем сразу договорились. Оказалось, Берни Топин никакой не деревенщина, для семнадцатилетнего парня он был весьма продвинутым: длинноволосый, привлекательный внешне, очень начитанный, большой поклонник Боба Дилана. Мы начали писать вместе – точнее, вместе, но по отдельности: он присылал тексты из Линкольншира, а я сочинял к ним музыку дома, в квартире матери и отчима в Нортвуд Хиллз. Вскоре у нас набралось около десятка песен. Понятно, что мы ни разу не продали ни одно свое творение никому из исполнителей. То есть, если бросить работу и посвятить все время созданию песен, мы точно вылетим в трубу. Но с другой стороны – что мы теряем, кроме денег? Тачку с мертвыми курами и Let the Heartaches Begin дважды в неделю?
Я сказал Джону и «Блюзологии», что ухожу в декабре, сразу после выступлений в Шотландии. Заявление приняли спокойно, без обид: как я уже говорил, Джон был человек великодушный. Во время полета домой я твердо решил, что должен наконец поменять имя. Не знаю почему, но я чувствовал – с этим надо поторопиться. Наверное, для меня такая перемена символизировала старт новой жизни и отсечение всего старого: больше никакой «Блюзологии», никакого Реджа Дуайта. На скорую руку я придумал составной псевдоним: Элтон – от Элтона Дина, Джон – от Долговязого Джона Болдри. Элтон Джон. Элтон Джон и Берни Топин.
один