Я еще жив. Автобиография

Я бы не сказал, что мне прохода не давали в течение всех четырех лет обучения, но мне кажется, что всего только пара-тройка девочек не были рады вниманию с моей стороны. Я никогда не чувствовал себя таким крутым. И я никогда не был круче, чем тогда.

Мой первый секс был предположительно в четырнадцать лет. Я говорю «предположительно», потому что он был настолько коротким, что его даже нельзя считать в общепринятом понимании сексом. Но для озабоченного подростка, живущего в пригороде, где дома очень близко расположены друг к другу, существует ограниченное количество вариантов. К тому времени как то самое вот-вот уже начнется, можно уже попасть в неприятную ситуацию и оказаться за забором. И вот так получилось, что я и Чэрил – которой, как и мне, было четырнадцать и которая, как и я, пыталась быть стилягой – потеряли невинность на небольшом огороде. Я не планировал, конечно же, чтобы это было на улице, в грязи, среди картофеля и моркови, но других вариантов у меня особо не было.

У меня, разумеется, был тогда большой сексуальный опыт в качестве сольного исполнителя. Сейчас мне жутко стыдно дажедуматьоб этом, ведь это явно было настолько очевидно для всей семьи. Не вдаваясь в детали, лишь скажу, что дома я часто уединялся в туалете со своей обширной коллекцией эротических журналов Parade. Я уверен: все понимали, что происходило. Все только подтверждалось шелестом бумаги, если только еще и не другими звуками.

Ладно, закроем тему. В школе Барбары Спик я познакомился с двумя девушками, которые затем играли значительную роль в моей личной и профессиональной жизни в течение долгого времени. В течение всей своей юности у меня были отношения либо с Лавинией Лэнг, либо с Андреа Берторелли. Казалось, что я встречался с ними попеременно, и эти качели продолжались десятки лет.

Первый год моего подросткового периода жизни был очень важным. В начале 1964 года мой агент – моя мама – сказала мне, что я должен пойти в лондонский театр «Scala» на Шарлотт-стрит в центре столицы. Доехав туда по темно-синей линии метро, я понятия не имел, что мне предстоит делать. Я подумал, что таков был план, так как никто из столпившихся в театре детей не понимал, что происходит. Если вы хотите настоящую зрительскую реакцию, то вам нужно собрать толпу детей перед сценой с музыкальными инструментами и не говорить им, что произойдет.

Я смог выяснить кое-что, пока другие ничего не понимали: я бы узнал ударную установку Ludwig Ринго Старра даже с закрытыми глазами. Но я и подумать не мог, что The Beatles собираются снимать здесь фильм.

Вдруг в коридоре началось волнение. Как по взмаху волшебной палочки, на сцене появились Джон Леннон, Ринго, Пол Маккартни и Джордж Харрисон, одетые в свои потрясающие серые шерстяные костюмы с черными воротниками. Театр «Scala» просто взорвался.

Это была сцена выступления в конце первого фильма «Великолепной четверки» «Вечер трудного дня». Когда нас, детей, снимали в зале, на сцене были дублеры. Но, когда играли настоящие The Beatles, они были всего в десяти метрах от меня. Будучи их преданным фанатом, я не мог поверить своему счастью. Не только потому, что я стоя в самом центре прямо около сцены на живом концерте (в какой-то степени), но и потому, что меня вписывали в историю, снимая на камеру вместе с моими первыми музыкальными героями.

Если бы. Маэстро Филипп Коллинз отсутствовал в фильме, который вышел в прокат тем летом. Меня полностью вырезали из финальной версии. Неужели я недостаточно сильно кричал?

Перенесемся в начало девяностых. Продюсер фильма «Вечер трудного дня» Уолтер Шенсон приехал в студию звукозаписи группы Genesis – The Farm в Суррей. Тогда было тридцатилетие выпуска этого фильма, и он попросил меня стать закадровым голосом в документальном «фильме о фильме», который будет выпущен на DVD. Он прислал мне вырезанные записи тех сцен, где должен был быть я.