Я есть кто Я есть

* * *

Нижеследующие миниатюры из Книги Притч, создание которых относят к более позднему периоду, чем остальных из афоризмов Соломона, выражают одну из постоянных идей еврейской литературы мудрости: несмотря на величие человеческого разума, власть его ограничена и за пределами нашей способности понимания лежит неограниченный в своем разнообразии мир истин, доступных одному лишь Богу и знакомых нам лишь «понаслышке».

Трех не могу постичь явлений, нет, — четырех понять вещей: следов орла в бескрайнем небе, следов змеиных на скале, следов ладьи в открытом море, и, наконец, мужских — к жене. Трех не снести земле явлений, нет, — четырех не выдержать вещей: раба с короной на макушке, глупца, который вдоволь ест, блудницу под венцом, служанку, восставшую на госпожу. Вот три, нет, вот четыре малых Премудрых живностей земных: — Вот муравей, хоть мал, да летом готовит на зиму обед; вот кролик, хоть и слаб, да строит свое жилище среди скал; вот саранча, хоть безъязыка, соборным роем пролетит; вот ящерица, хоть ползуча, — к царю в хоромы проскользит. Вот три создания, о нет, четыре ступают царственной ногой: лев — голова среди животных, не отступает ни пред кем; козел не пятится назад; олень величественно ходит; но царственней ступает царь, — ему на свете равных нет.

ПРОЗРЕНИЕ ИОВА

Философия Книги Притч сводится к той идее, что в этом мире каждому воздается строго по заслугам: праведный вознаграждается за свою праведность, а нечестивый наказывается за нечестивость. Книга Иова, однако, отнюдь не столь величественно наивна. Это позволяет отнести ее создание к 3–2 вв. до н. э., когда интеллектуальный цинизм и изощренность пользовались большими привилегиями, нежели наивная простота религиозных идеалов. По форме своей Книга Иова — типичная драма, точнее, философский симпозиум, построенный на сюжете старого народного предания, и ставится в ней один из самых мучительных вопросов земного бытия: отчего страдают невинные? Согласно поведанной в ней истории Иов — старый праведный шейх, «безупречный и честный, боящийся Бога и сторонящийся зла». Но несмотря на это, на него именно и обрушиваются все людские беды: погибают его сыновья и дочери, слуги, животные, и, наконец, самого его поражает проказа. Поначалу Иов переносил страдания безмолвно, и даже когда жена его — душа куда' менее кроткая — призывает его «проклясть Бога и покончить с собой», он отвечает:

Ты говоришь, как баба сказала бы глупая! Вправе ли милости ждать мы от Бога одной? Вправе ли не принимать от Него наказанья? (2:10)

Иова навещают трое его друзей. Изъязвленного болячками и измученного, они не смеют его утешать, и Иову кажется, будто народ считает его провинившимся перед небесами и справедливо наказанным за тяжкие прегрешения. Он причитает:

О, отчего не погиб я еще при рожденьи! О, отчего не скончался в утробе еще! Мне бы в могиле глубокой навеки покоиться, мне бы в могильном песке отдыхать, как во сне! О, для чего человеку несчастному очи, и для чего пребыванье несчастной душе?! Стоит ли жить, если думаешь только о смерти, или — дышать, если хочешь в могиле лежать?! (3:11, 13, 21–22)

Слова эти потрясают его друзей. Один из них говорит Иову, что Бог должно быть, избрал его среди всех именно за благонравность:

Счастлив — кого наказаньем отметит Спаситель, Божьему гневу — большая удача внимать. Бог поражает, но Сам же спасает сраженных, ранит Превечный, но Сам же врачует потом. (5:17–19)

Не внимая подобным нравоучениям, Иов, между тем, обращается к самому Богу:

Грешен ли я пред Тобою, людей Повелитель? И за вину ли какую Ты губишь меня?

В ответ второй из друзей Иова упрекает его опять же в духе популярной для всех времен религиозной этики:

Хватит, замолкни! Роптанья твои надоели! Можно ли думать, что Бог милосердный неправ?! Можно ли думать, что истина скрыта от Бога?! Можно ли думать, что судит Он криво тебя?! Если ты чист и праведен ежели вправду, — Он уже ныне тебе добротою воздаст. (8:2–6)

Эта идея варьируется в книге на разные лады, но Иов, оскорбленный в своем благочестии, не может не считать, что Бог несправедлив:

Бог поражает невинных, как губит виновных. Чистого бьют, — Он, увы, посмеется над ним. Вот, оглянитесь, землею нечистые правят. Как же не думать, что в этом повинен Господь! (9:22–24)

Больше того: Иов подозревает Бога даже в злонамеренности:

Знаю я, знаю, что буду нечист пред Тобою, если бы даже омыл себя снежной водой. Если б и щелоком руки свои я очистил, — в грязную лужу Ты снова повергнешь меня. Даже рубаха моя будет брезговать мною… Нет никого, кто б со мною Тебя примирил. А посему мне страшиться Тебя не пристало, и не пристало молчать о коварстве Твоем! (9:28–35)

Символизируя голос религиозной совести, друзья Иова просят его одуматься и перестать богохульствовать, но остановить Иова уже невозможно: