Отец идет впереди и несет на загривке Броню. Броня уже большая и может идти сама, но ей нравится ехать на отце. Она оглядывается на меня и смеется. У нее такой голосок, словно колокольчик. Ей невозможно не улыбаться.
Берег реки. К небольшому дикому пляжу ведет протоптанная кем-то дорожка. Пахнет тиной и протухшей водой. Отец достает из сумки большую старую занавеску и кидает ее на траву. Броня тут же прыгает на нее и лезет в сумку за едой.
– Пусть наши девочки устроят нам маленький пикник, а мы пока поплаваем! – говорит отец нам с братцем.
– Томаш, милый… Сегодня вовсе не жарко. Мальчики могут простудиться, – тихо возражает ему мама.
– Что ты понимаешь в мужском воспитании, – злится отец.
Он часто повышает голос на маму. Я это слышу, хотя она при этом прикрывает дверь. Она просит его думать о детях. Не о ней, а именно о детях. А он кричит на нее и грозится выброситься в окно, если она снова вздумает ревновать. Я не понимаю его. Не понимаю, что значит ревность. Я знаю одно: если любишь, то должен любить.
Я молча раздеваюсь до исподнего. Ветер холодит мою кожу, и она покрывается мелкими мурашками. Я со страхом смотрю на темную мутную воду. Она тоже покрыта мурашками, как и мое тело. Ей тоже холодно и страшно.
Сначала отец заводит в воду Стасика. Тот закатывает истерику. Он трясется и орет. От его криков вода начинает волноваться. Ей не нравится Стасик, и она на несколько минут накрывает его с головой, когда он падает.
– Томаш! Не надо! – кричит ему с берега мама. – Стасику нужно дать лекарства. Ты его напугал!
– Ладно. Забирай его, – говорит отец и ведет братца к берегу. – Ну-с, – говорит он мне. – Ты готов?
Я не успеваю ему ответить. Он подхватывает меня подмышки и резко кидает вперед. Я с головой ухожу под воду. Она окутывает меня, словно одеяло. Она вовсе не холодная. Она хочет, чтобы я остался с ней, поэтому не пускает меня наверх.
– Греби руками и бей по воде ногами! – слышу я голос отца через пелену воды.
– Томаш! – испуганно кричит мама. – Он так утонет!
– Он так научится плавать, женщина! – отвечает отец.
Я неподвижно лежу под водой. Она приятная и теплая, только дышать я в ней не могу. Мне не хватает воздуха, и я начинаю биться, пытаясь выбраться наверх. Я выныриваю на поверхность и плыву.
– Ладно, достаточно на первый раз! – сильные руки отца вытаскивают меня из воды.
Я говорю ему, что мне понравилось под водой и если бы там был воздух, то я стал бы там жить.
– Дурак! – обрывает меня отец и тащит за руку к берегу.
Отец оставил мне мало воспоминаний о себе. Но от него в наследство мне досталась одна ценность. Его прыжок!
========== Глава 4 ==========
Мое тело ослабло. Мне кажется, что воздух пропитан свинцом. Он не дает мне двигаться. Это болезнь. Я знаю. Зато мой слух стал более чутким, и я слышу через закрытую дверь, о чем говорит Френкель с моей женой.
– Это шизофрения, моя дорогая, – говорит доктор.
– Вы в этом уверены? – в голосе моей жены беспокойство.
– Я полностью согласен с диагнозом профессора Блейлера, – Френкель говорит тихо и вкрадчиво, но я его слышу.
– Господи! Я знала… Я чувствовала это! – она плачет. Я слышу, как капают ее слезы.
Дверь открывается. Доктор Френкель садится на мою кровать. Я делаю вид, что сплю. Не хочу сегодня разговаривать. Он берет мою руку и считает пульс.
– Я знаю, что вы не спите, – говорит он мне. – Может, вы поздороваетесь со мной?
Я открываю глаза и качаю головой.
– Ваца, дорогой. Я так волнуюсь, – говорит жена. Я чувствую, что она врет. Ей все равно. Ей давно все равно. Она любит меня. Но любит головой. У нее нет чувств ко мне. Только мысли.
– Не волнуйтесь, дорогая Ромола, – говорит доктор, оттягивая мне веко и заглядывая в глаз. – Все будет хорошо. Я в этом уверен. А теперь вам нужно идти. А мы побеседуем. Правда? – я снова качаю головой. Я не хочу говорить. – Ну же! Не нужно сердиться на меня. Я всего лишь хочу помочь вам справиться с болезнью.
Он ошибается. Я не болен. Я просто притворяюсь больным.
– Расскажите мне, когда вы впервые почувствовали беспокойство? Может, это было в детстве? Или может, что-то вас сильно взволновало, и вы почувствовали себя плохо?
Я не хочу говорить, но его вкрадчивый голос и улыбка действуют на меня успокоительно.
***
Этот город пугает меня. Он слишком величественен и высокомерен. Я кажусь себе маленькой букашкой и боюсь, что город раздавит меня.
Наша семья распадается на глазах. Сначала уходит отец. Мы с Броней плачем и просим маму вернуть его. Но та только качает головой. Он ушел сам, и она ничего не может с этим сделать. Потом Стасику становится совсем плохо. Он то бросается на всех с кулаками, то сидит на полу в нашей спальне и часами смотрит в стену. Потом он перестает говорить, и мама отвозит его в больницу.
– Мама, а скоро Стасик вернется? – спрашивает Броня.
Мы идем по набережной, и я с опаской смотрю на огромные здания. Они похожи на корабли, вросшие в землю. Я боюсь, что они вырвутся на свободу и расплющат меня, маму, сестрицу. Они уже раздавили Стасика. Я не хочу быть таким, как он, и пускать слюни в стену. Я боюсь, что стану, как Стасик. Больным.