Я это все почти забыл

вспомнить газетный репортаж о сибирских поездках Ганзелки и Зикмунда,

написанную известинцем и удостоенную премии книгу об этих путеше-

ственниках, теперь «чешских контрреволюционерах»; по всему выходило,

что пособники пражских ревизионистов свили гнездо в центре Москвы, в

толкуновских «Известиях».

– Что говорят об Орлове?! – повторил Яковлев.

В Москве, говорю, я бываю пару раз в год, представления не имею, о чем

говорят в редакции. Конечно, это было лукавство. Борис Орлов мой товарищ,

у нас много общих друзей, и я знаю, что все, с ним случившееся, вызвало в

коллективе к нему (и к главному редактору) еще больше уважения. Все были

благодарны Льву Николаевичу за спасательный круг, брошенный нашему

товарищу за мгновение до того, как его закрутило бы в водовороте партий-

ных разборок, из которых не выплыть.

Яковлев придвинул ко мне чистый лист бумаги.

– Я продиктую текст, передайте руководству газеты, чтобы завтра было

на первой полосе. Редакция, диктовал он, прохаживаясь передо мной при-

храмывающей походкой, допустила «грубую политическую ошибку». У меня

внутри все оборвалось: это приговор. . «Вина лежит на корреспонденте…»

(называлось мое имя), в коллективе газеты этому «дана принципиальная

партийная оценка».

В редакции, когда я вернулся, друзья убеждали заместителя главного

редактора не торопиться с «опровержением», а дождаться Главного, может

быть, даже позвонить ему. Ответственный секретарь редакции Дмитрий Фе-

дорович Мамлеев, для меня просто Дима, затащил к себе в кабинет: «Ты зна-

ешь, мы тебя любим, но, пожалуйста, месяца три в газету не пиши. Не надо

раздражать Старую площадь».

На следующий день вернулся Толкунов, меня потребовали к нему.

Главный редактор попросил рассказать, что произошло.

Потом долго молчал. «Леня, – сказал он, наконец, – они не имели права

с вами так разговаривать».

Я вышел из кабинета.

Друзья утешали: «Конечно, старик, из печати придется уйти, но ты на

партийном учете в Иркутске, выгонять из партии будут там, но в глуши все

еще может обойтись строгим выговором. Поживешь пару-тройку лет в тайге.

Семью прокормишь, не пропадешь!»

Дня через два меня снова потребовали к Главному.

– Сегодня я был у Демичева. Никто вас больше не тронет. Ни в Москве,

ни в Иркутске. Cпокойно работайте.

Демичев – секретарь ЦК КПСС, кандидат в члены Политбюро.

Тому, кто знал политическую кухню, нетрудно было представить, чего

стоила и чем могла обернуться для главного редактора «Известий» защита

своего корреспондента, допустившего «грубую политическую ошибку», уже

приведенную Яковлевым в проекте справки к постановлению ЦК «О полити-

ческой ответственности журналистов».

– Вся возня вокруг вас прекращена, – добавил Толкунов.

«А вокруг вас?» – хотел я спросить, но не посмел.

Второй, и последний, раз мы встретились с Александром Николаевичем

Яковлевым тридцать лет спустя. В августе 1998 года, когда я работал специ-

альным корреспондентом в аппарате «Известий», пришла идея свести на га-

зетной странице людей, бывших при подавлении Пражской весны по обе

стороны, попытаться понять, как за треть столетия трансформировались

(если трансформировались) их взгляды. Среди тех, кто нас интересовал, был

и Яковлев. Академик, депутат парламента, один из ближайших к Горбачеву

«прорабов перестройки», он возглавлял комиссию по реабилитации жертв

политических репрессий, имел дюжину других общественных постов, хотя

прежнего могущества больше не было. Когда я назвал в телефонную трубку

свое имя, в его памяти оно вряд ли связалось с конкретным эпизодом, в пар-

тийной практике одним из множества, а для меня едва не ставшим изломом

жизни.

Он не узнал меня. Мало ли кого на своем веку он отчитывал. Но взгляд

из-под больших очков был пристален и цепок. Мы представились друг другу,

как при первом знакомстве. Он все еще окал на ярославский манер, но уже

слабее.

И тут я услышал неожиданное.

Сколь ни сложны были отношения внутри партийной верхушки, каки-

ми скрытными ни выглядели они со стороны, можно было ожидать, что под-

готовкой военной акции в Чехословакии с привлечением до полумиллиона

солдат и чреватой европейским пожаром, займутся идеологи, способные

убедить своих и чужих в ее вынужденной необходимости. Но даже для пер-

вого заместителя заведующего отделом пропаганды ЦК все было, по словам

Яковлева, как гром среди ясного неба. Пропагандистское обеспечение с са-

мого начала «возложили на органы безопасности и военную разведку» 18.

Утром 21 августа, когда Яковлева вызвал П.Н.Демичев, войска уже были

в Чехословакии. В кабинетах говорили только об этом. Одни со злорадством

(«Давно пора!»), другие со скепсисом («Кто знает, как ответит Запад!»), а

уверенные, что это ошибка руководства, такие тоже были, молчали, чтобы

не навлечь на себя беды. «По решению Политбюро тебе нужно сегодня выле-

теть в Прагу. С тобой летит группа журналистов», – сказал Демичев. «А что

делать-то?» – не понимал Яковлев. «Там Мазуров, он объяснит». На аэродро-