комой внешней среде, освобождался от трепета перед опасностями, был тер-
пелив и непредсказуемо взрывчат, часто через край, в жестоких стычках или
в веселом застолье. У русских князей появлялись жены-монголки из родови-
тых семей, от них пошли скуластенькие и слегка темнокожие наследники,
среди русской знати и духовенства появлялись обращенные в христианство
выходцы из монгольских (татарских) семей.
Не я один задумывался, в какой мере русская солдатская масса, при-
шедшая в Прагу, ощущала себя исторической частью России, ее армии.
С одной стороны, они потомки дружины Ермака, двинувшейся в ХVI ве-
ке на восток за пушниной, приводя «под государеву руку» местные племена
и роды, еще не успевшие сложиться в народности. За полвека русские люди
закрепили за собой бассейны сибирских рек от Урала до Тихого океана; каза-
ки, стрельцы, крестьяне рубили избы и брали в жены молодых аборигенок.
Они стали предками особого типа русского сибирского населения, сохранен-
ного до наших дней: людей славянского облика с суженными черными гла-
зами, у которых мятежная русская душа уживается с азиатской созерцатель-
ностью, неспешностью, невозмутимостью. Новые ощущения входили в рус-
ский народный характер и рождали несовместные черты – от способности
блоху подковать до непонятного европейцу разгильдяйства. Бескрайние
пространства усиливали тягу к сближению племен и народностей; эту тягу
одни назовут «собиранием земель», другие в ней увидят импульсы к новым
экспансиям как к залогу преуспевания государства. Их потомки в солдатской
форме будут сидеть на броне танков, изумленно разглядывая Прагу, давая
умствующим публицистам повод назвать их внезапное появление встречей
Европы и Азии.
С другой стороны, в солдатах 1960-х годов не было ничего от амбиций
русских воинов петровской и послепетровской России, особенно поры 1812
года, когда война была воистину народной и от их штыка бежали дотоле
непобедимые полки Наполеона. Но после громких побед было и поражение в
русско-японской войне 1904-1905 годов; разгром от маленького островного
государства надолго поколебал самомнение армии и надежду на успех, пока
нет стимула всем миром защищать отечество. Наступательный дух возрож-
дали большевики: с начала 1920-х годов в коминтерновских военных лаге-
рях в Сибири готовили монгольские, китайские, корейские, тибетские, аф-
ганские, индийские, японские боевые отряды, способные в своих странах
раздуть «пожар мировой революции». Это удалось только в кочевой Монго-
лии. Приготовления и локальные войны на разных континентах, которые
вел Советский Союз, для российского народа не были священными. Высо-
чайшее чувство любви и самопожертвования всех охватило только при
нападении гитлеровской Германии; у меня хранятся письма отца с фронта, и
я знаю, о чем пишу.
А советских танкистов в Чехословакии в 1968 году что могло вдохно-
вить, возвысить их души до состояния, которое в Отечественную войну при-
ходило к людям само, не дожидаясь приказов, политбесед, трибуналов? Что
надо «положить конец нарастанию кризиса в братской cтране»? Отвести в
ней «угрозу социалистическим завоеваниям»? Сместить неугодных Кремлю
Дубчека, Смрковского, Кригеля? Опередить чужие армии и вторгнуться в Че-
хословакию?
И свою жизнь отдать за это?
Я помню, как прилетел в Мозамбик важный партийный функционер. На
собрании в посольстве он с гордостью говорил о том, что никогда еще в сво-
ей истории Россия не закреплялась так далеко от Кремля – на южных рубе-
жах Африки. Мы добрались сюда, продолжал он, с военной техникой, воен-
ными советниками, гражданскими специалистами, и не намерены отступать.
Мы пришли навсегда. «Отныне здесь южный форпост нашей Родины!» Его
так распирал патриотизм, что не оставлял времени подумать, зачем русско-
му мужику и его семье «форпост» на бедном чужом материке.
Никто не вправе упрекнуть безответных солдат, выполнявших приказ
командования. Они не ожидали, что чехословацкая армия не будет им ни в
чем препятствовать, станет наблюдать за ними из казарм, и войска НАТО
останутся на своих местах, не двигаясь, не собираясь с ними соперничать. И
полумиллионная армия пяти стран с танками, артиллерией, авиацией, со
всей своей боевой мощью, вторгшись в маленькую страну посреди Европы, к
изумлению чехов и словаков и к полной растерянности российских солдат и
офицеров, не имела представления, что в оккупированной стране делать
дальше. Когда первое оцепенение прошло, их никто не боялся. Вспомним:
люди смеялись над ними.
Такого психического надлома российская армия еще не знала.
С ним придется воевать в Афганистане и в Чечне, а там не чешский
менталитет; войны нам принесут тысячи цинковых гробов и массу солдат,
молодой цвет нации, покалеченный физически и психически.
В феврале 2003 года я прилетел в заснеженный Улан-Батор. С монголь-
скими приятелями Доржи и Очиром мы ехали в машине от аэропорта Буян-
Ухаа по обледенелой дороге в город. Справа от дороги по белой степи брел