Читаем Я – Фаина Раневская полностью

В этом спектакле были заняты многие блестящие актеры: Ростислав Плятт, Валентина Серова, Любовь Орлова, Константин Михайлов. И хотя это не самая интересная из пьес Горького, спектакль получился сильным и запоминающимся. Михайлов вспоминал о работе с Раневской: «В пьесе Горького «Сомов и другие» я играл Сомова, она – мою мать, этакую российскую интеллигентку. В ней были строгость, сдержанность, умение подавлять чужую волю. И высокомерие, рожденное убеждением в своем безусловном, неколебимом превосходстве, особенно над людьми «из народа».

Кроме профессионального успеха, этот спектакль в жизни Раневской был важен еще и тем, что благодаря ему она подружилась с Валентиной Серовой.

Спектакль «Сомов и другие» стал последней работой Раневской в Театре имени Моссовета в тот период. В 1955 году она перешла в Театр имени А. С. Пушкина (бывший когда-то Камерным театром, где она начинала свою московскую карьеру).

<p>Раневская покинула Театр имени Моссовета на восемь лет – с 1955 по 1963 год она работала в Театре имени А. С. Пушкина.</p>

Почему она решила уйти? Дело конечно было в ее сложных отношениях с Завадским и его примой Верой Марецкой. Раневская была слишком популярна – «Шторм» показал, что даже в маленькой роли она умудряется перетягивать все зрительское внимание на себя. Режиссера это раздражало, а о других актерах театра и говорить нечего – конечно их выводило из себя, что публика покидала зал в середине спектакля, когда заканчивался эпизод Раневской.

Расставание прошло мирно, никто никого открыто не выгонял, скандала не было, просто Завадский перестал давать Раневской роли и аккуратно намекнул, что с удовольствием отпустит ее в другой театр. Она все поняла и быстро нашла себе новое место, благо предложений хватало.

В новом театре ей сразу дали хорошую роль – бабушки Антонины Васильевны в спектакле «Игрок» по Достоевскому, которого она очень любила. Спектакль пользовался большим успехом, во многом конечно благодаря Раневской. А у нее начался в жизни новый творческий этап – роли старух.

<p>В 1956 году Раневская смогла съездить в Румынию и встретиться с матерью, которую не видела много лет.</p>

Отец к тому времени уже умер, мать, брат и племянник жили в Румынии, а сестра Белла с мужем была во Франции. После Второй Мировой войны Румыния оказалась в зоне советского влияния, поэтому после долгих хлопот Раневской разрешили туда выехать, чтобы повидаться с родными. А вот добиться визы для Беллы не удалось, и мечта Милки Рафаиловны собрать перед смертью всех детей и внуков в своем доме так и не сбылась.

Большинство биографов пишут, что это была первая встреча Раневской с семьей со времени их эмиграции из России. Но Скороходов в книге «Разговоры с Раневской» цитирует ее рассказ о том, как она виделась с матерью, когда снималась у Александрова в «Весне»:

«В сорок шестом его уже не было, но каждый вечер, каждый свободный от съемок день я проводила в семье. И за долгие годы впервые почувствовала себя счастливой. Снимали мы под Прагой, так что к маме добраться было не трудно».

<p>В 1960 году из Турции на родину вернулась овдовевшая сестра Раневской, Изабелла Георгиевна Аллен.</p>

В то время устроить это было не так уж просто – Раневской пришлось долго ходить по инстанциям и задействовать все свои связи, чтобы ее сестре позволили вернуться. В конце концов, она обратилась за помощью к министру культуры, Екатерине Фурцевой, после чего дело сдвинулось с мертвой точки.

Но Белла так и не привыкла к жизни в СССР. Да и неудивительно – она знала, что ее сестра знаменитая актриса, поэтому ожидала, что у той роскошный дом и много денег. Реальность ее жестоко разочаровала.

«Сестра увидела на мне чудное, по-моему, платьице, которое я проносила три лета, – вспоминала Раневская. «Дорогая, такую немодную вешь не может носить актриса», – сказала она».

Вместе им было трудно – слишком разное воспитание, разные характеры, разные мировоззрения. Да и возраст у обеих был уже не тот, в котором легко приспосабливаться к другому человеку. Впрочем, и отведено им было мало времени – вскоре у Беллы обнаружили рак, и в 1964 году она скончалась.

<p>В 1958 году в Театре имени А. С. Пушкина поставили новый спектакль – «Деревья умирают стоя» по пьесе испанского драматурга Алехандро Альвареса Касоны.</p>

Раневская там сыграла роль Бабушки, причем как обычно очень сильно переправила текст, так что в театре даже шутили, что в программках надо написать: «Редакция перевода Ф. Раневской».

Роль эта принесла ей большой успех, как впрочем большинство ее ролей. Но на сей раз в восторге была не только публика, но и пресса.

Перейти на страницу:

Все книги серии История моей жизни

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное