Я. Философия и психология свободы

Хорошо известно, что такую аннигиляцию виртуальных пар в петле Фейнмана можно рассматривать как траекторию частицы, которая сначала движется в положительном времени, а затем обратно в отрицательном времени, и этот невероятный факт становится возможным благодаря принципу неопределенности, который покрывает противоречие собою. Он будто клякса на орфографической ошибке, ведь нельзя ставить двойку за правописание слова «карова», если «а» размазано в нем. Именно поэтому классический ответ на вопрос о причине Большого взрыва гласит, что квантовый принцип неопределенности освобождает сингулярность от строгого соблюдения причинности. Иначе говоря, Большой взрыв сам себе причина. Этот принцип был столько раз проверен экспериментально и так успешно применяется в физике, что сомневаться в нем не приходится. Он наглядно проявляется в интерференции световых волн, т.е. фотонов. Но нас в данном случае интересуют не кванты вещества, а кванты времени. Возьмем произвольный отрезок времени Δt и начнем его делить на части по типу множества Кантора или кривой Коха. Известно, что такое множество, построенное на бесконечном дроблении интервалов, континуально, но при этом вроде бы как пустое (имеет нулевую меру Лебега), а кривая Коха, построенная на том же бесконечном дроблении прямой, нигде не дифференцируема и уже не линейна (имеет фрактальную размерность 1,26).

Будем делить интервал времени до бесконечности, придав этой процедуре вид эффекта Доплера. В пределе мы должны получить квант времени, равный нулю. Это и есть то настоящее, в котором Ахиллес догоняет черепаху. Но сумма нулей, как уже говорилось, всегда равна нулю. А это и есть то, что Гегель определял как вечное настоящее. В физике это вечное настоящее, в котором нет времени и поэтому корреляции между двумя частицами происходят мгновенно, называется нелокальным миром. Возможность таких корреляций предсказывалась парадоксом Эйнштейна-Подольского-Розена (ЭПР) и была подтверждена экспериментально. Но наше самосознание и тождественный ему мир не могут существовать в таком состоянии. Мы живем в локальном релятивистском мире, где время движется, «набухает» по выражению Бергсона. А вместе с ним набухает, т.е. расширяется и наша Вселенная. И это пространственное расширение подобно обратному процессу нашего деления временного интервала.

Настоящее согласно Августину не должно иметь внутри себя минимального и максимального элементов и поэтому на стреле времени, ассоциированной с действительной прямой, его можно определить лишь как открытый интервал между двумя сколь угодно близкими величинами а и b как Δt = ]a, b[. Но поскольку между любыми двумя точками найдется по крайней мере еще одна точка, то самым точным определением настоящего будет запись:

Δt = ]a, a[ = 0

Именно о таком фиктивном настоящем, удручающем Рассела, и говорил Зенон: стрела не движется ни там, где она есть, ни там, где ее нет. Все находится в покое и само движение становится невозможным. Поэтому мы подсознательно приходим к записи

Δt = [a, a] = 2a

Иначе говоря, физическое настоящее должно состоять в наименьшем из удвоенной математической точки, одна из которых есть частица прошлого, а другая – частица будущего, так что само настоящее из фиктивного превращается в неопределенное:

Δt ~ dt + 0 + dt = 2dt

Принцип неопределенности остается единственным выходом из этого нулевого сечения, которое он как бы размазывает (будто клякса). Мы вынуждены прийти к выводу, что само настоящее в предельно уточненном смысле является неопределенным (волной).

Спор Зенона с Гераклитом, в котором все либо покоится, либо никогда не пребывает в покое, – это спор бесконечного настоящего Δt = ∞ (абсолютного покоя) с нулевым настоящим Δt = 0 (фиктивным мгновением). Он проходит через всю историю человеческого познания и сегодня принимает форму неравенств Белла, отделяющих локальный мир от нелокального. Допустим, что у нас есть высокоскоростная камера, которая позволяет достичь любой частоты кадров. Нам нужно получить два абсолютно тождественных кадра. Это и будет значить, что между ними время остановилось. Из СТО следует, что для этого скорость пленки (частота кадров) должна достичь световой. «Камеры», которые используются в физике для регистрации виртуальных частиц с ничтожным сроком жизни, далеки от этой скорости. Следует полагать, чем эффективнее будут такие камеры, тем больше всевозможных виртуальных частиц можно будет обнаружить. Но нам, как уже сказано, «не поймать природу с поличным».