Но надо идти дальше, переходить ко второму этапу. Например: китайцы заинтересованы в создании системы противоракетной обороны (ПРО), но создать её могут только с нашей помощью. Поэтому России следует идти навстречу партнёру по ВТС только при условии, что это будет совместная система. И работать она будет только против ракет третьих стран. Причём часть системы должна размещаться на нашей, часть – на китайской территории.
В рамках этого проекта можно не только помочь Китаю, но и укрепить долговременные союзнические отношения. Отход от союза, а тем более его разрыв в этом случае будет неприемлем для обеих сторон, поскольку приведёт к прекращению функционирования системы ПРО или к значительному снижению её потенциала.
Если такая система взаимоотношений будет создана, Китай не будет нам опасен ни в краткосрочной, ни в долгосрочной перспективе. Если же мы не определимся с долговременной стратегией развития государства, не сформулируем геополитическую идею, не выработаем модель той России, которую хотим видеть на различных этапах развития… Мы действительно будем повинны в той войне, о возможности которой давно уже говорят эксперты – между США и Китаем.
А главное – потеряем Россию.
Россия – Китай: перспективы военно-технического сотрудничества
Китайская мудрость гласит: «Тот, кто понял циклы перемен, – достиг просветления».
Похоже, что современные китайцы достигли просветления в умах, пройдя в ХХ столетии тернистый путь проб и ошибок, оккупаций и революций, социальных экспериментов и поиска «пути развития с китайской спецификой».
Дэн Сяопин, осмыслив историю китайской цивилизации от эпохи Книги Перемен до наших дней, вернул Китай на путь плодотворного освоения собственного традиционного наследия в новых исторических условиях. Мне представляется, что сущность реформ Дэн Сяопина не в темпах роста экономики, которыми восхищается мир, а в возвращении к истокам мудрости народа, в стремлении брать все лучшее у других народов, но жить своим умом.
Китайское общество через почитание родителей и уважение к старшим, ритуал поклонения предкам, вежливость и справедливость, настойчивое стремление овладеть знаниями приучает человека сдерживать свои желания, ограничивать поступки, быть терпеливым и настойчивым в достижении поставленной цели. Порядок в стране установлен не столько государством, сколько внутренним сознанием людей: каждый знает свое место, доверяет власти и не претендует на большее, пока, согласно конфуцианскому учению, не обретет новые знания и опыт.
Современное китайское государство – это совершенно иной Китай, нежели тот, который мир знал последние две сотни лет. Суть нынешней китайской государственности – в ее добродетельном отношении и к своим гражданам, и ко всем китайцам, живущим на планете. Этот феномен, не замечаемый международным сообществом, сформировал внутреннее согласие населения КНР с проводимой государством политикой, вызвал удовлетворение людей собственной судьбой, нацеленность на перспективу.
Мы, по инерции называя Китай «коммунистическим», не заметили фундаментальную трансформацию господствующей идеологии, в центр которой незаметно для окружающего мира выдвинулись традиционные ценности: «воля Неба», как она изложена в Книге Перемен (подчинение подданного высшей власти, сына – отцу, жены – мужу), преклонение перед великими людьми, уважение к слову мудрых. Таков идеологический стержень китайского общества начала XXI века. Китайцы вновь поверили в особую историчность своей судьбы, и именно с этим связаны их видимые миру успехи в развитии.
Это важно для осмысления масштабов, направлений и перспектив сотрудничества ослабевшей России с великим соседом.
Китайская правящая элита не только читает Книгу Перемен, но и глубоко анализирует события в мире, трезво учитывая реальное соотношение сил в мировом и региональном масштабе. Китайские вожди ведут себя исключительно прагматично, не ввязываясь в глобальные авантюры Вашингтона, но и не позволяя кому бы то ни было ущемлять стратегические национальные интересы Китая.
Пекин сознает, что наступает эра заката американской империи и Запада в целом, но не знает, как поведет себя слабеющий гегемон в отношении набирающего силу главного геополитического соперника.