Я — Господь Бог

На главном вокзале всегда полно полицейских, и если этот тип засек его, то можно ведь и в тюрягу загреметь. Во всяком случае, несколько дней в обезьяннике обеспечены. Он прошел мимо двух полицейских — пожилого мужчины и чернокожей женщины помоложе, которые о чем-то разговаривали как раз у выхода из вокзала. Но ничего не произошло. Никто не бежал с криком «Держите вора!», чтобы привлечь их внимание. Он решил не оборачиваться. Если тот тип идет за ним, пусть думает, будто он его не заметил.

Зигги вышел на Сорок второй улице и сразу же свернул направо и еще раз направо, на Вандербильт-авеню. Здесь транспорта мало и место удобное, чтобы посмотреть, идет ли за ним этот тип в зеленой военной куртке.

Зигги вошел в здание вокзала с бокового входа — это позволило ему взглянуть направо. Он не видел, чтобы за угол свернул кто-то, похожий на того человека. Но это еще ничего не означало. Если это ловкий тип, то он, конечно, умеет незаметно «пасти» объект.

Но и Зигги знал способ, как уйти, если кто-то вздумает преследовать его. Однако странно, подумал он, неужели этот тип не видел полицейских? Если сразу заметил кражу и отправился за ним, чтобы самому отнять свой рюкзак, то здесь возможны только две причины.

Первая: это может оказаться опасный тип. Вторая: в рюкзаке может находиться что-то ценное, что полицейским лучше не показывать. Зигги решил, что скорее всего речь идет о втором варианте, и еще больше заинтересовался содержимым рюкзака. Но в то же время сознавал, что его хозяин оченьопасен.

Зигги спустился на нижний уровень вокзала, где полно этнических ресторанов и людей, которые едят и пьют здесь в любое время суток, до и после прибытия поездов. Огромный зал пестрел множеством ярких, красочных вывесок, в воздухе витали запахи пищи, и возникало ощущение спешки. Оно почему-то передалось ему, хотя он и старался идти нормальным, неторопливым шагом.

Он перешел на другую сторону и, поднимаясь по лестнице, осмотрелся, проверяя, нет ли «хвоста». Никого подозрительного не заметил. И начал расслабляться. Может, ему только показалось, будто он видел того человека. Или стареет уже для такой работы.

Следуя указателям, он вошел в метро и направился на станцию фиолетовой линии, которая вела в Квинс. Подождал прибытия поезда и протиснулся в вагон вместе с толпой пассажиров. Это была необходимая предосторожность.

Учитывая все соображения, человек в зеленой куртке, даже если и следовал за ним, вряд ли предпринял бы что-либо в таком людном месте. С равнодушным видом Зигги дождался, пока прозвучало обычное объявление о том, что двери закрываются. И только тогда выскочил на платформу, словно пассажир, который внезапно сообразил, что сел не в тот вагон.

Когда затих грохот уходящего поезда, он снова направился на зеленую линию, которая вела в Даунтаун, чтобы оттуда проехать в Бруклин.

Он разбил поездку на несколько этапов, на каждой остановке ожидая следующего поезда и продолжая равнодушно осматривать все вокруг. Безымянный среди таких же озлобленных и безымянных людей, каких в Нью-Йорке толпы, — расплывчатые пятна лиц, различающихся разве что цветом иногда. Впрочем, кому здесь нужно их различать?

Когда он решил, что все спокойно, то на последней остановке нашел свободное место и уселся поудобнее, положив рюкзак на колени и сдерживая желание открыть его и посмотреть, что же там внутри. Лучше сделать это дома, тогда он все изучит спокойно, не торопясь.

Зигги Стардаст умел ждать.

Он делал это всю жизнь, с детства, когда начал всеми способами выкручиваться, чтобы соединить обед с ужином. Делал это и потом, не допуская грубейшей ошибки — не жадничая. Довольствовался тем, что удавалось добыть, и твердо верил, что рано или поздно все внезапно изменится. Его жизнь, его дом, его имя.

Прощай тогда, Зигги Стардаст, добро пожаловать, мистерЗбигнев Малоне.

Он поменял еще одну линию, прежде чем приехал в свой район. Он жил в Бруклине, в квартале, где поселилось множество гаитянцев и где даже названия некоторых ресторанов остались французскими. Многонациональный мир, где толстозадые женщины говорили резкими голосами, а парни двигались ленивой походкой, свернув козырек бейсболки набок. А рядом — упорядоченный, сдержанный мир еврейского квартала с небольшими виллами, ухоженными лужайками и «мерседесом» на дорожке у парадного. Молчаливые люди, двигающиеся, словно темные тени, серьезные лица, черные волосы. Зигги всегда казалось, что они читают молитвы, даже когда считают деньги.

Но его здесь все устраивало. В ожидании того дня, когда он позволит себе сказать: «Теперь все!» — и сделает выбор.

Стену дома, где он жил, ту, что выходила без окон на улицу, кто-то разрисовал. Художник оказался не ахти какой, но краски, кое-где стертые и смытые, всегда радовали Зигги.