Рейчел ставит фильм на паузу и встает меня проводить. Хорошо, что ее родители на работе. Элла не обрадовалась бы, услышь Дон с Филипом мои рассказы о нашей сумасшедшей семейке. Она предпочитает делать вид, что у нас все хорошо, хотя скрывать правду становится все труднее.
– Возьми с собой самые страшные трусы, – советует Рейчел.
– Что? – удивляюсь я.
– Это отпугнет Тайлера.
– Фу, какая ты вульгарная, – хохочу я, а она высовывает язык. Я шутливо отпихиваю ее с дороги. – Пока, можешь не провожать.
– Прекрасной поездки! – хихикает подруга. – Думаю, у вас есть два варианта: вы хорошо отдохнете и вернетесь домой сплоченной дружной семьей или поубиваете друг друга еще до наступления завтрашнего утра.
– Скорее, второе. Буду сообщать тебе, как идут дела.
– Звони в любое время.
– Увидимся в понедельник, – говорю я, а Рейчел обещает молиться, чтобы я за это время не сошла с ума.
Спускаюсь по лестнице, оставив ее наедине с «Домохозяйками», и во весь дух мчу к машине, чтобы меня не заметили из дома напротив. По дороге к маме раздумываю: что, если развернуться и уехать к чертям собачьим куда-нибудь в Сан-Диего или Риверсайд? Пусть они отправляются в Сакраменто без меня.
Увы, у меня не хватает смелости на такую авантюру, так что вскоре я подъезжаю к маминому дому и готовлюсь собирать чемодан. Мысль о поездке окончательно портит настроение. Я с убитым видом захожу в дом. Как ни странно, мама уже встала и возится на кухне с посудомоечной машиной. Она выпрямляется и запахивает халат. Я закрываю за собой дверь и нерешительно останавливаюсь, не зная, что сказать – мы не виделись после вчерашней ссоры.
– Э-э… А что ты так рано встала?
Обычно после ночного дежурства мама просыпается в час, а то и позже.
– Джек сказал, ты едешь в Сакраменто с отцом, – медленно говорит она, не отвечая на вопрос.
– Да, – отвечаю я, потирая виски, – у меня нет выбора.
– Почему раньше не говорила? – Она опирается на столешницу и смотрит на меня изучающим взглядом.
– Я и сама не знала, это Элла придумала: сплотить семью, что ли.
Я пожимаю плечами и оглядываюсь по сторонам.
– А где Гуччи?
– Джек повел ее гулять. – Мама подходит ко мне, шлепая тапками по плитке. – А ты хочешь ехать в Сакраменто?
– А похоже, что хочу? – Я тычу указательными пальцами в свое расстроенное лицо. – Элла поставила меня перед фактом.
– Элла тебе не мать. – Мама хмурится, наклоняет голову набок. – Если ты не хочешь ехать, я могу с ней поговорить.
– Что толку? Ей ничего не докажешь, – бормочу я и плетусь по коридору в свою комнату. Открыв дверь, оглядываюсь через плечо на маму: – Так что я уезжаю до понедельника. Мне надо собираться.
Я закрываюсь в комнате, а мама остается на кухне. Надеюсь, после моего возвращения мы забудем о размолвке и все наладится. Сейчас мне некогда, через два часа за мной заедут отец с Эллой. Надо собрать вещи, принять душ и привести себя в порядок.
Я нахожу самый маленький чемодан, бросаю его на кровать, отрываю бирки, оставшиеся от полета, и рву их на мелкие клочки. Лучше бы провела лето в Чикаго! Не пришлось бы иметь дела с Тайлером и отцом. Сидела бы себе в Иллинойсе и знать не знала, какие трагедии разыгрываются дома, или путешествовала бы с соседкой по Среднему Западу. Ходили бы на вечеринки, фестивали, концерты… Но этому не бывать, потому что моя соседка по комнате поехала к себе в Канзас-Сити, а я торчу в Санта-Монике. Меня согревает единственная надежда, что, когда Тайлер вернется в Портленд, все наладится. Надеюсь, после этого уик-энда больше его не увижу.
Папин «лексус» появляется перед нашей калиткой на пятнадцать минут раньше условленного времени. Отец сигналит, мама кричит мне из гостиной, что они уже здесь, Гуччи истошно лает, а я не успела собраться. Так и не досушив волосы, торопливо засовываю в рюкзак самое необходимое: зарядку для телефона, духи, подаренные мамой на Рождество, наушники и февральский выпуск журнала «Космополитен» с Арианой Гранде на обложке. Одновременно надеваю конверсы и кричу:
– Я слышу, мам!
Наконец, чуть не сломав бедро, вваливаюсь в гостиную, волоча за собой чемодан и досушивая на ходу волосы, с рюкзаком на одном плече. Мама уже оделась и смотрит в окно через опущенные жалюзи, но, когда я подхожу к ней, отшатывается и говорит:
– Он идет сюда.
Через мгновение раздается звонок, затем нетерпеливый стук. Мама раздраженно цокает языком и, оттолкнув Гуччи, распахивает дверь. Отец стоит на крыльце, выразительно глядя на часы. Гуччи бросается на него – умничка! – однако мама хватает бедняжку за ошейник и оттягивает в сторону. Отец пятится на несколько ступенек назад и окидывает собаку таким недовольным взглядом, как будто та собиралась разорвать его на куски. Я держусь в стороне.
– Что ты хотел, Дэвид? – безразлично, с едва уловимой ноткой сарказма спрашивает мама и треплет собаку за ухом.
– Где, черт возьми, Иден? Она что, оглохла? Нам шесть часов ехать, и если мы не выедем сию минуту…