Можно представить, сколько эпитетов он от неё услышал. Анна Викторовна от сына, действительно, ждала взросления, и поэтому глупые с её точки зрения, поступки, выводили её из себя. Выпустив пар, голодовку она бодрым голосом одобрила:
– Это очень удобно, сейчас как раз в стране кризис, с продуктами напряженка. Главное, не пропустить момент, когда тебя нужно будет в больницу доставить. Сначала на принудительное кормление с помощью медикаментов, а потом уже к психиатру. Жалко, навещать тебя не смогу, в тюрьме сидеть буду.
– Почему? – буркнул страдалец.
– А куда, по-твоему, доставляют матерей, которые детей запускают до того, что те в голодные обмороки падают? На Мальдивский архипелаг?
Егор голодал целых два дня. На третий он сдался. Услышал, что мама вечерами плачет. Явно же из-за него. Да и толку с той голодовки было, когда соцсети ещё не изобрели, спрашивается? А жрать хочется очень уж мучительно при этом, голова ощутимо кружится, того гляди, в обморок грохнешься.
А ещё через пару дней выяснилось, что мама оставляет его в старой школе. Просто не хотела говорить, чтобы он не подумал, что она так положительно подкрепляет его идиотскую акцию.
– Решила тебе дать возможность наделать собственных ошибок, – объяснила мама. – Но всё равно, поступаешь ты, как полный придурок.
Он и сам это понял к концу второй четверти. Оказалось, что ездить в школу и обратно без мамы не так приятно, как с ней. Да и учителя его уже не так любили, как раньше, ведь он больше не был «сыном нашей русички». И с Катей всё было как-то не так. Вне школы с ней встретиться не получалось, у неё-то и музыкальная школа, и танцевальный кружок. И вообще, Смирнов вон записался на курсы обучения игре на гитаре, скоро свою рок-группу организует, не иначе! А Егор даже плавание бросил и кружок с модным названием «основы электроники и робототехники», куда ходил до переезда.
Уроки делать было сложно – дорога выматывала, да и времени на них оставалось мало. А мама помогать отказывалась. Сказала:
– Сын, ты свой выбор сделал, и это – не я. Выпутывайся сам теперь.
А потом Егор увидел, что Катю после школы провожает Смирнов. И почувствовал, что теперь он «запертый человек». Мышцы лица у него окаменели, звуки не издавались, даже «пока» сказать не получилось. И эмоции тоже теперь были где-то внутри глубоко. Жертва оказалась совершенно напрасной.
Вечером он спросил у мамы, как можно перевестись в её школу. Та взглянула совсем недобро. В последнее время она так часто на него глядела, видимо, за предательство презирала.
– Наигрался в Ромео? – спросила она. – Капулетти своего Тибальта на тебя спустили?
Егор только вздохнул. Когда вот так издеваются, отвечать вовсе и не хочется, хотя «Ромео и Джульетту» он читал.
– Нет уж, дорогой. Неси последствия своих решений гордо и радостно. В середине учебного года прыгать из школы в школу ты у меня не будешь. Доучивайся класс, тогда поговорим.
Успеваемость у него снизилась, и за это мама его ругала и наказывала. Ну, как наказывала… телевизор на выходных смотреть не давала. И, конечно, пилила время от времени. Так, что ему из дома сбежать хотелось. Учиться было тяжело, смотреть на Катю и Смирнова тоже. Так и проходил «запертым человеком» до конца года. Урок он усвоил. В следующий класс пошёл уже в новую школу. Когда документы уже забрали из старой, с бывшими одноклассниками попрощался, позвонила ему Катя. И плакала в трубку, говорила, что так жаль, не хочется расставаться, и всё такое. Вот как понять этих девчонок? Может, со Смирновым поругалась?
– Что, опять захочешь в прежний свой класс вернуться? – спросила мама, догадавшись, кто ему звонил. – Учти, тогда придётся до выпускного там доучиваться. Больше я тебя оттуда вытаскивать не стану.
Это она врала, конечно. Она и в этот-то раз еле утерпела, чтобы не начать хлопотать сразу после его просьбы о помощи. Один Бог знает, чего ей это стоило, и как она боялась, что он передумает и решит остаться в той школе. И уж, конечно, помогла бы ему снова. И Егор это прекрасно знал. Был у неё этот недостаток – в сердцах наорать, обещая все возможные кары, а потом забыть эти наказания применить. Вроде бы, педагог, а позиция крайне непедагогичная. Причём, когда она свирепствовала и угрожала, сама твёрдо верила, что всё это исполнит. Вот такая уж она. Была.