Я и это переживу

– Слушай, я понимаю, что ты настроения могла транслировать. Но информацию-то конкретную – как? Имена, даты, события и так далее. Или ты в чтение мыслей веришь?

– Не верю, – помотала головой Ира. – Но тогда что я должна допустить? Что в мою дочь вселился дух свекрови? Бывшей.

Тут Ульяна подняла голову от своего рисунка, и внимательно посмотрела на свою мать.

– И ты за… сколько там лет назад начались уже конкретные совпадения? Два года? Вот, за это всё время ты ни к кому не обращалась?

– А к кому я должна обратиться была? К психиатру?

– Ну, начать с психолога. У тебя же классическая послеродовая депрессия была, судя по симптомам.

Ирина усмехнулась.

– Оль, я тебя люблю. Но ты же вроде не спец по материнству и детству. Это же не на депрессию похоже было, а на сумасшествие.

– Сейчас ты скажешь, что и про это в интернете читала? – Ольга хихикнула и отпила из бокала.

– Конечно. Кстати, про послеродовую депрессию такие страхи пишут, что на их фоне теория о переселении душ как милая детская сказка выглядит.

Ирина не преувеличивала. За эти пару лет она начиталась историй, в которых не выдержавшие своего нового статуса и всего происходящего в организме, кончали с собой, калечили детей или впадали в болезненное состояние, из которого их выводили медикаментозно. И не всегда успешно. Она уже знала, что послеродовая депрессия – это очень серьёзный диагноз, не какая-то блажь. И если вовремя её не распознать, плохо будет всем. Но у себя она таких симптомов не разглядела. Ей действительно порой казалось, что у неё какие-то психические отклонения. Галлюцинации, например. И на самом деле Ульяна – обычная девочка, а её необычные высказывания она домысливает. Но с той поры, как дочь признала Егора на фото и оторвала от снимка её собственное изображение, стало понятно – всё это слышат и видят и другие люди.

– Да, другие люди это тоже слышат, – согласилась Ольга. – Но давай не будем совсем скидывать со счетов возможность твоего безумия.

– Спасибо! – с чувством сказала Ира.

– Не за что, я за объективность, – кивнула подруга. – Если ты и правда сошла с ума, то у тебя могут быть моменты помрачения сознания, о которых ты не помнишь. И вот именно тогда ты говоришь с ребенком о бывшем-бывшем, его мамаше и прочем. А потом девочка просто пересказывает то, что слышала от тебя.

– Вот знаешь, – заметила Ирина. – Именно такого предположения у меня не было. Ты обогатила мой кошмар новыми возможностями.

– Обращайся! – сказала Ольга. – Ну, а теперь серьёзно. Я тебе добра хочу. Надо показаться кому-нибудь. Психологу. У меня есть знакомая. Если ты боишься, что она в соцслужбы настучит, то не переживай, не будет такого. Но ответы на вопросы надо получать, пока у тебя и правда не началось умопомрачения какого-нибудь.

– А может, оно уже и началось, – Ира схватилась за голову. – Что, если ты права? Наверное, мне стоит обследоваться. Только я боюсь. Если ни с того ни с сего человек приходит выяснять, не съезжает ли он с катушек, что подумают?

– Ну… придумай себе медкомиссию какую-нибудь, – нашлась Ольга. – На работе попроси направить тебя. Или скажи, что на права обучаться собираешься.

Они ещё немного поболтали. Постарались уйти от темы «что происходит с Ульяной», договорившись, что Ирина обратится к специалистам. И только почти собираясь уходить, Ольга всё же спросила:

– Ириш, ты не обижайся, пожалуйста. Но всё же… мне ты сейчас рассказала об этих всех переживаниях, хотя понимаю, как тебе страшно это было.

– Да, страшно.

– А почему Пете ты тогда не попыталась объяснить? Ведь он на тот момент был самым близким тебе человеком.

– Значит, не был, – пожала плечами Ира.

– А если бы на его месте Егор оказался. Рассказала бы?

Ирина задумалась. Потом ответила:

– Не знаю, Оль. Одно время мы очень с ним по-человечески близки были. Пока его мать между нами не встала. Так что, всё зависело бы от того, когда он на этом месте оказался.

***

Психиатрическое освидетельствование Ира прошла, когда Ульяна отправилась в детский сад. И поняла, что психиатрия, в сущности, наука неточная. Правда, на чужом примере.

Сидя у кабинета врача, Ирина познакомилась с женщиной по имени Юлия, которая привела на приём своего ребенка, мальчика лет шести. Он целиком был погружён в планшет. Увидев озабоченное лицо Иры, Юля сказала:

– Вы слишком серьёзно к словам психиатров не относитесь. Их надо перепроверять, консультироваться с разными специалистами.

И горько усмехнулась. Они разговорились, женщина рассказала, что у её ребенка синдром дефицита внимания и гиперактивности. Сладу с ним нет никакого, в детском саду с приятным названием «Абрикосик» воспитатели жаловались на его излишнюю подвижность, нежелание спать днём. Большую часть времени он проводил не в группе с детьми и воспитателем, а с нянечкой, или как сейчас говорят, с младшим воспитателем. На занятиях он выполнял задание, а дальше ему становилось скучно, отвлекал других ребят, выходил из-за стола, поэтому отправлялся в подсобку. Иногда его даже и не брали на занятия, чтобы не вносить сумбур.