Я и мое чудовище

— Зачем? — спросила я. Все ведь нормально. Сейчас они помирятся. Дался папе этот телефон! Почему он никак не перестанет размахивать им, как каким-нибудь пистолетом? И потом, мы не можем забрать Маркушу, тут сама собой выросла невидимая дверь.

— Мне неудобно. Лучше ты его приведи, а то скажут, что я подслушиваю, — прошептала Наташа, чуть подтолкнув меня вперед. Она очень боится потерять работу, потому что любит Маркушу как своего. Всех бы червяков для него собрала, если бы мама позволила.

— Теть Наташ… — начала я, но не успела закончить.

Неожиданно папа с размаху шарахнул телефон на траву, наступил на него и принялся топтать и давить, как таракана. Телефон оказался крепким, и папе понадобилось не меньше минуты, чтобы превратить его в пластиковую лепешку.

Маркуша остолбенел. Будто у его самолетика отказали двигатели. Мама вскочила со стула, прокричала что-то папе чуть ли не в самое ухо, взяла Маркушу на руки и решительно двинулась к нам. Наташа поспешила скрыться с места преступления, и уже через две секунды из кухни донеслось ее нарочито громкое «Алла Иванна, давайте чаю попьем!». Бегство было и моим первым порывом, но я хотела увидеть все до конца, понять, когда мои родители успели превратиться в незнакомую вздорную парочку.

Мама рванула на себя дверь и строго уставилась на меня. Не будь я такая бледная, то непременно покраснела бы с ног до головы. У Маркуши дрожали губки, а голубые глазки увеличивались в размерах. Маму трясло — аж кольца на тонких пальцах стучали друг о друга. «Одно из них — обручальное, которое она больше не будет носить» — некстати подумалось мне, и я на секунду зажмурилась, чтобы прогнать эту мысль. Мало ли у кого как ругаются родители, у некоторых даже дерутся, и ничего, не разводятся. К тому же мама не устает повторять, что дурные мысли имеют обыкновение «материализовываться». Но разве я виновата, что дурные мысли всегда лезут вперед хороших?

— Где Наташа? — будничным тоном поинтересовалась мама. Я завидую ее умению игнорировать все плохое и никогда об этом не упоминать, вроде как в приличных семьях это не принято.

— На кухне, с бабушкой чай пьет, — как у доски отрапортовала я. Почему-то показалось, что мама накажет Наташу, если узнает, что та подглядела, как папа раскрошил телефон.

— Мы тоже чаю хотим, да, Маркуш? — улыбнулась мама, качая Маркушу. — С пирогом и с печеньем, и с вареньем. И Леру пригласим, да? Скажи: Лера, пойдем чай пить!

Маркуша просветлел, моторчики самолетика закрутились вновь. Он слабо ухватил меня за рукав:

— Падем! Цяй пить!

— Пойдем, — сказала я.

Может, у нас и вправду ничего не случилось. Мама с Маркушей «полетели» на кухню, и я послушно побрела следом. Не надо оборачиваться и смотреть, как папа все еще бьет подошвой телефон, пытаясь вдавить его в землю.

За чаем никто не поднимал тему ссоры. Мама нянчила Маркушу, а Наташа негодовала, что он где-то подцепил слово «тупо». Ну, ну, интересно, где?

— Представляете, Евгения Пална, я ему говорю: «Маркушенька, пойдем гулять!», а он мне: «Тупо!».

— Тупо, — радостно подтвердил братец и рассмеялся.

Я тоже не удержалась, да и мама с бабушкой усмехнулись. Но Наташа сделала такое обиженное лицо, что мы сразу притихли.

— Зачем ты опять повторяешь это плохое слово? — простонала Наташа.

— Аптяп! — кивнул Маркуша, но внезапно почувствовал необходимость завладеть мамиными очками и сосредоточился на этом занятии.

— Приличные мальчики так не разговаривают. И не трогай, пожалуйста, мамины очки! — в шутку поддержала Наташу мама.

— Да он даже не знает, что это значит, — прыснула я.

— Все-е-о зна-ает, — довольно проурчал Маркуша, и все расхохотались в голос. Даже Наташа позволила себе едва заметную улыбку.

Когда Маркушу только привезли из роддома, он мне не слишком понравился. У него была почти прозрачная кожа, и сквозь нее просвечивали голубые венки. А потом он стал набирать вес так быстро, словно его кормили сплошными бургерами с картошкой фри, и уже через месяц превратился в забавного щекастого толстяка. Все, что он умел, так это сжимать кулачки, как какой-нибудь краб. Что ему ни дай — все хватает. Я развлекалась тем, что клала рядом с ним погремушку, и он отчаянно к ней тянулся, аж гудел от напряжения. Правда, никак не мог догадаться, что нужно перевернуться на бок, чтобы достать. Потом прибегала Наташа и выговаривала мне что-нибудь вроде: «Как можно так издеваться над малышом! Отдай ему погремушку!». Я, конечно, отдавала, но мы с Маркушей оба знали, что это такая веселая игра, а Наташа просто нудит. К тому же однажды он все-таки научился переворачиваться. И все благодаря мне! А то так бы и лежал до сих пор на спине и кроме потолка ничего не видел.