Начальство вызвало Яковлева и вроде бы удивилось, что он восемь месяцев под следствием сидел. Мол, знало бы, ни за что не допустило бы. А теперь, мол, Иван Ефимович, дело прошлое, надо работать дальше. Давай в «Заречный», там тебя колхозники председателем выберут, а то Чугунов спился и не тянет. Теперь прибыль - все, а ты ее умеешь выколачивать не хуже иного капиталиста. Это, конечно, начальство сказало для смеху.
Так Иван Ефимович Яковлев стал председателем колхоза, не теряя возникшей дружбы с адвокатом Сорокиным Владимиром Андреевичем.
Владимир Андреевич иногда занимался охотой, но редко. И вот он сидел со своим ружьецом в доме председателя, принеся, конечно, бутылку. Прибыл адвокат на тягу весною, и был принят радушно.
Сидели они в жаркой комнате - Иван Ефимович любил тепло, - сидели, сняв сапоги и шевеля пальцами по жаре. Жена Ивана Ефимовича, Фрося, тихая женщина, учителка, души не чаяла в адвокате: ведь вытащил! Детки тоже уважали дядю Володю, да и сам адвокат как-то потянулся душою к семейству и, удивительно, защищал безвозмездно. Что заплатят в консультацию - то и лады, больше не требовал. За такое дело другой адвокат шкуру бы содрал.
- Я тебе скажу, Ефимыч, - жевал огурец Сорокин, - нельзя сказать, что я святой. Я свой кусок достану, когда организацию буду защищать. А ты - ангел, тебя самого за деньги показывать надо. Ты меня заинтересовал как экземпляр. При таком деле - и чист! Это же удивительно!
Иван Ефимович, конечно, пропал бы, ибо не имел языка. Он и в последнем слове только одно и сказал: «Прошу снисхождения». Он не умел говорить. Правда что экземпляр. И Фрося была тихая, только и знает - обед сварить, тетрадки проверить.
Но Яковлев, конечно, понимал, что Сорокин получил кое-что для своего авторитета. А для адвоката иметь авторитет - не скажите. Кто спас? Сорокин! Ага, надо иметь в виду. И не взял ничего, и - спас. Сильный человек. Это Яковлев понимал и, умея говорить, сказал бы.
Однако не сказал, а только тихо посмеялся и налил в стопочки. Впрочем, Сорокин по глазам его прочел эти мысли. Прочел, улыбнулся дальней улыбочкой. Мол, знаешь - знай, и я знаю... Приятного ума человек.
Яковлев кашлянул, поднял стопочку. Выпили. Закусили корочкой.
- Совет дай, Андреич...
- Ну?
- Построил колхоз чайную. При дороге. Дорога шумная. Машины. Монастыри кругом. Станцию обслуживания автомобилей, а?
Адвокат закурил.
- Начальство к тебе пока еще не пристает?
- Будто довольны... По первому году, конечно, прибыли не было, по второму - сто тысяч дали, сейчас думаем тысяч четыреста... Но - промыслы... С хлеба не разживешься... Хотел монастырь взять - Спаса на юру... Рушится монастырь... А он на нашей земле... Я бы из него доход сделал... Дадут?
- Надо подумать... Тут важно форму подачи найти. В наше время главное - форма подачи. Надо подсчитать, найти чем насмешить.
- Как так насмешить?
- А так, Иван Ефимович! Улыбку вызвать. Согласие, данное при улыбке, всего дороже. Начальство улыбается редко, ему не до смеха. А тут улыбнется, как солнышко проглянет. И запомнит: что-то такое приятное Яковлев поднес, хороший работник. Тут у тебя тыл обеспечен, орудуй на здоровье. Мешать пока не будут. А как придет пора помешать - глядь, у тебя и прибыль в руке. Тут делать нечего, кроме как опять улыбаться.
- Захотят, так и с прибылью... Того...
- Не скажи! Без прибыли сидел бы ты за свои дрова показательным судом.
Иван Ефимович встал, прошел в другую комнату, принес кальку, разложил на краю стола:
- План монастыря... Адвокат удивился:
- Когда ты успел?
- Чайную делают мне художники... По договору... Я попросил - сделайте план. Они, конечно: давай деньги. А денег на это нет... Говорю: ребята, за так снимите план... Если дело выгорит - не прогадаете, а не выгорит - значит, не судьба... Сняли!
План монастыря Спаса на юру был чистенький, и нельзя было подумать, что изображал он древние развалины, где каждая стена была разрушена и горы многолетнего хлама завалили кельи.
Яковлев налил стопку себе, выпил.
- Консервный завод мне разрешается строить, а туристический комплекс - нельзя... Закон... Консервный завод... Консервировать мне нечего... Вот тут бы я - гостиницу, тут бы - станцию обслуживания... Предмет старины... Золотое дно... Американцы приедут - у меня к ним счет. Я с них хочу кое за что хоть долларами взять... Под видом консервного завода, а? Посадят, как ты думаешь?
Сорокин заблестел глазами:
- Могут и не посадить. Как представить дело... А хлеб?
Яковлев вздохнул отчаянно:
- Ну, не родит тут хлеб! И не родил сроду. Выгоднее покупать. Мясо можно вдесятеро, овец можно, молоко, картошку... А хлеб не родит... Ну что я могу поделать, Андреич, если его хоть слезами поливай... Где же это сказано, чтобы жить без выгоды, без учета земли?.. Хлеб - в хлебных местах. По четыреста-пятьсот пудов можно брать, если с умом... А у меня - молоко, мясо, предметы старины... Все - деньги, а?
- А зачем тебе деньги? - спросил адвокат.