Я и мой автомобиль

 - Ты ворвался в нашу семью подобно атаману Зеленому на пулеметной тачанке. В тебе всегда было что-то от бандита.

Он утешал меня.

Это было давно, в другой жизни, наполненной легкомысленным недолговечным счастьем, недостоверным и убедительным, как отроческие стихи...

И вот я стучусь к Павлу Петухову, в бывший свой дом, как жилец, за которым числится недоимка.

Дверь мне открыла Катерина Великая. Она явилась из кухни, большая., румяная, обтянутая фартуком, и подставила мне щеку. Щека была горячей и пахла французской пудрой и свежими котлетами.

 - Почему у тебя нет совести, Катерина? - спросил я.- Почему ты постоянно отсутствуешь, вместо того чтобы постоянно присутствовать?

 - Это я уже слышу все утро, - сказала Катерина.

 - Не трогай ее, - сказал Петухов,- она открыла очередное полезное ископаемое...

Он принял меня в шелковой стеганой пижаме, которой несомненно гордился. Пижама была лиловой, с большими отворотами и обшлагами. Катерина купила ее в комиссионке. В таких пижамах обычно показывают в кино домашнюю жизнь деловых людей.

Комната Петуховых представляла собой обширный склад книг, журналов и чертежей. Книги были неинтересного вида - в блеклых коленкоровых переплетах, со скучными техническими названиями. Журналы же резко делились на две категории - очень серые и очень красочные. На обложке журнала, брошенного на письменный стол, прекрасная блондинка с упитанными ляжками хлопала дверцей маленького автомобиля. Дамочка улыбалась упругой улыбкой, не вызывая никаких сомнений в том, что ей хорошо живется, поскольку она обеспечена запчастями и может крутиться, не боясь амортизации.

Засунув в карман стеганой пижамы зеленый обшлаг пустого рукава, дымя старой трубкой, обтянутой кожей, расстегнув с продуманной небрежностью воротник крахмальной рубахи, Павел Петухов принимал меня как обладатель великих ценностей. Так он выглядел всякий раз, когда возвращалась Катерина.

В комнате не было стен - их скрыли книжные полки. Возле письменного стола разместился кульман, на котором был укреплен сложный чертеж.

 - Элементарная вещь,- сказал Петухов, небрежно ткнув в чертеж черным черенком трубки. -Экономия усилия - восемь процентов.

Элементарная вещь состояла из частых линий и кругов.

 - Это твое изобретение? - спросил я.

 - Нет,- сказал Павел.- Я бьюсь за этот узел уже пять лет. Он крутится во всех автомобилях.

 - Так почему же ты за него бьешься?

 Он пожал плечом и выпустил дым.

 - Продукт должен диктовать производству. Для этого нужно постоянно менять технологию. А изменение технологии - это последнее, что мы любим. Мы живем в мире бетона и цельностянутых конструкций. Они неподвижны...

Он ходил передо мною - важный и значительный Павел Петухов, обретший свою Катерину.

А Катерина наверстывала упущенное. Ее появление преобразило местность. Должно быть, ей, постоянной страннице и добровольной жертве науки, надоедали палатки и костры.

 - Конец! - воскликнула Катерина.- Материала у меня на три года работы. Кончилась твоя свобода, Павел!

 - Моя свобода? - пустил дым Пашка.- Что ты знаешь о свободе, Катенька? Ты думаешь, если женское сословие заняло мужские должности, так оно обрело свободу? Оказывается, дама может быть геологом, врачом, летчиком - кем угодно, даже укладчицей шпал! Оказывается, женщина тоже человек! Наконец-то! Но, насколько я помню, в этом уже давно никто не сомневался, кроме питекантропов...

 - Что с ним, Катерина? - спросил я.

 - Это с утра,- ответила она. - Я жарю котлеты, а он философствует.

 - Я ей внушаю, что баба кинулась в великую деятельность не от равноправия, а оттого, что не хватает тугриков! Вот когда мужик научится рожать - тогда я поверю в равноправие.

 - Паша,- сказал я,- но тугриков действительно не хватает...

 - Это потому, что мы проедаемся! Катерина открыла новое место рождение нефти. Ну и что? Будем торговать подешевевшей нефтью? Ты! Специалист по продаже недвижимости! Много ты наторговал?.. Мы не такие богатые, чтобы продавать дешевые вещи. Когда вы это поймете?

Это была странная форма недовольства семейным укладом. Пашка любил жену и, если бы имел немного больше честолюбия, говорил бы о ней чаще. Катерину знали в геологии. В данном случае его консервативные взгляды на дамское равноправие не соответствовали действительности. Но что может быть убедительнее обобщений?

 - Мы освободили не женщину, а мужчину, - брюзжал Петухов. Джентльмен не в состоянии содержать даму... И радуется, что она сама себя содержит... Позор... Выпьем по этому случаю на вдовий кошт...

Катерина смеялась:

 - Павлик, жениться нужно на такой женщине, с которой легко развестись, с ней и не разведешься - это твоя теория!

 - Дама должна сидеть дома! - бурчал Петухов.

 - Дама - дома, дома - дама,- поддержал я,- в самом языке заложена эта истина...

 - Никакой истины в языке не заложено, - возразил Павел. - Язык есть переходное состояние от мычания к телепатии. Он не выражает мысли, а скрывает. Язык - это путь от примитивной правды к сложной... Если бы уже существовала телепатия, я знал бы о Катерине гораздо больше, глядя в потолок, чем читая ее письма!