Я и мой автомобиль

Идем, Филя, гулять. Этого требует твое естество, и самый великий грех на земле - это насилие над природой.

Мы гуляли с Филькой мирно, никого не задирая и ни перед кем не выпячиваясь. Мы нюхали влажную землю и фыркали от удовольствия, что она пахнет наступающим летом. Мы подошли к автомобилю, посмотрели на спущенные колеса и остановились в печали.

 - Хреновина, - сказал выросший неподалеку Миша Архангел.- Помыть?

 - Это ему не поможет. Сначала его надо отремонтировать.

 Миша кивнул и улетел, а я заметил, что на автомобиле отсутствует правый задний фонарь. Это было естественно: началась пора ремонтов и кому-то понадобилась лампочка больше, чем мне. Эта суровая логика жизни еще раз напоминает нам, что все сущее - разумно.

Гегель говорил, что если на одном автомобиле есть подфарники, а на другом нет, то поставить их надо на тот, который ездит. Аристотель считал материю пассивной. Он правильно указывал, что сама она с места не сдвинется, и если на моем автомобиле нет того, что пока еще есть на твоем, то, сам понимаешь, чикаться я с тобою не буду. Я думаю, что фонарь у меня сперли философски грамотно.

Филька рванул поводок неожиданно и вылетел из моей руки как пуля. Он залаял диким неслыханным лаем и зарычал звериным рыком. На дорожке прогуливалась крупная, по пояс, черно-зеленая овчарка.

Она была больше Фильки, как живая лошадь может быть больше игрушечного зайца.

 - Назад!-закричал я.

Но было поздно. Филька уже висел на мощном овчаркином плече, вызывая ужас в глазах собаки и ее хозяина. Они опешили. Огромный пес стеснительно встряхнулся, Филька упал, но снова вскочил, и если бы я не успел подхватить поводок - он съел бы овчарку. Овчарка смотрела изумленно, подняв переднюю лапу, как балерина, которую выгоняют за прогул. На ошейнике ее позванивали заслуженные медали. Хозяин был смущен.

 - Что это он у вас? - спросил он холодно. Он спросил с чопорным превосходством, как владелец большой собаки владельца маленькой. Он даже не счел Филькин выпад за хулиганский поступок и не потребовал ни сатисфакции, ни медицинской экспертизы. Филька дрожал от негодования. Его слабые задние лапы бессильно скребли асфальт. Овчарка конфузливо, бочком выбиралась из ситуации.

 - Извините,- попросил я,- это страшный зверь. Мы с ним охотились недавно в Африке на гиппопотамов. Он загрыз восемь штук.

 - Вы шутите, - сказал овчаркин хозяин, и я, чувствуя, что он не совсем верит, поспешил снизить число несчастных гиппопотамов до трех с половиной. Теперь он, кажется, поверил.

Мы поговорили о погоде, и медалированный хозяин посоветовал мне кормить Фильку особыми пилюлями, исправляющими характер.

 - Да он у вас ковыляет? - пропел хозяин красивым голосом.

 - Увы.

 - Усыпить, - пропел хозяин, - усыпи-и-ить... И на пилюли не надо тратиться!

И они прошли, гордые своей величиной, значимостью, здоровьем и заслуженными наградами.

Кем же ты был в своей прежней жизни, Филька, если ты так смело кидаешься на черно-зеленых среднеевропейских овчарок, отмеченных медалями за беспорочную службу?

- Дядя! - неожиданно заорал отрок Федор. - Дайте погулять с собакой!

Просьба его была, конечно, чрезмерной. Но вспомнив все добро, которое он мне сделал, я уложил все это добро на одну чашу весов, Фильку вместе с поводком на другую и увидел, что чаши уравновесились.

 - Ты почему не в школе? - спросил я строго.

Отрок Федор повернул ко мне честную веснушчатую физиономию

 - Я бюллетеню! Видите, молотком по руке стукнул!

 И гордо предъявил руку, обмотанную бинтом.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Перекрестный допрос хитрована Крота и этой правдолюбивой курицы, по крайней мере, открыл следователю тактику новых свидетелей. Тактика была неглупой - он оценил это сразу. Крот подтверждал любое показание Брюховецкой, чем подчеркивал свое якобы присутствие на месте происшествия. Поддакивая, он расположил к себе эту глупую бабу, которая к тому же была до смерти напугана его аппаратом.

Крот не отрицал ничего. Он только добавлял подробности.

Следователь с досадою слушал и думал об обвиняемой, которая казалась такой тихоней, а на самом деле передала Кроту все подробности прежних допросов... Следователь понимал, что во главе этого кодла, подсунутого в последний момент, стоял безусловно Крот с его непойманными глазками и фигурой, сделанной из крутой резины.

Крот добавлял подробности. И главной подробностью вырисовывалась черная «Волга», проскочившая слева и закрывшая обзор. Эту высосанную из пальца «Волгу» тащил и Карпухин. Обвиняемая ни на какую «Волгу» не показывала. Она сказала то, что говорят в таких случаях все водители: не видела пешехода. А эти как бы взялись объяснить причину такой интересной слепоты.

Брюховецкая, уходя с допроса, спросила Крота с запоздалым кокетством:

 - Вы кандидат наук?

 - Почему же кандидат? - ответил Крот.- Я доктор.

 - О! А такие молодые!

Она его боялась и теряла для следователя интерес как стойкий, убежденный свидетель.