— Вздор… Это Михаил приспособился с балкона брать закуску. Как представитель ищущего поколения, Миша Архангел постоянно искал что-нибудь, что плохо лежит. Вероятно, Сфинкс признавал за ним его историческое право и поэтому не придавал значения его действиям. Он внес вернувшуюся с чердака кастрюлю с капустой и достал старый штофик не то водки, не то коньяка, и было видно, что не пил он из этой посудины, может быть, со времен святого Августина…
— Ну, — улыбнулся Сфинкс, наливая в рюмочки, — помнишь стихи? «Едва заря подъемлет вежды, проводим старые заботы и встретим новые надежды!»
…Зелье в штофике было горьким, но приятным и домовитым. Мы выпили еще по одной.
Сфинкс посмотрел на мои ноги с запоздалым интересом:
— Обокрали?
Я рассказал ему о нашествии Маши. Он покачал головою поощрительно:
— Ты встречаешь Новый год с чувством исполненного долга.
Возле дивана на трехногом столике лежали навалом книги. Они были старыми, с ятями, почтенные книги, никому уже не нужные и существующие сами по себе. Тишина жила в доме, теплая тишина, прерываемая глухой возней за стенами. Там что-то кричали, как в пустой молочной цистерне.
Цветы с книжных шкафов канительно тянулись до паркета. Между шкафами висела фотография сфинксовой дочки. С мужем.
Муж был немного лупоглазым парнем с подбородком, на который ушло несколько больше материала, чем можно было ожидать. При этом подбородке находились тонкие губы, прекрасный авангардный нос и понятливые глаза под густыми бровями. Муж был склонен к раннему облысению. Он взирал на мир прямо, достойно, слегка приподняв подбородок, что придавало твердому лицу его оттенок законной гордости. Дочка была в фате и смотрела застенчиво, будто ее застали врасплох.
Я взял на столике раскрытую книгу с ломкими желтыми страницами и стал читать: «Провидение уносит меня, лишая смертных вели кого дара своего. Если бы я умел принудить их слушать меня — они были бы счастливы. Но кто из них ведает выгоды свои? Они предпочитают мне Варраву. Десница моя, предназначенная направлять заблудших, повисает как плеть, не высекшая никого…»
— Кто этот сверхчеловек? — спросил я.
— Это Кошельков. Это его письмо невесте перед казнью.
— Кто же он был?
— Он был разбойник.
— Странно. Он пишет как погибающий за справедливость.
— Каждый думает, что умирает за справедливость. Особенно когда не хочется умирать… Ты сможешь убедиться в этом, когда тебя поведут вешать.
За стеною гудели соседи, шум достигал переломного предела. Теперь дом был похож не на корабль, а на грузовик, преодолевающий перевал. Часы на буфете показывали полночь. Грузовик за стеною достиг перевала и враз успокоился. Соседи закусывали, откричавшись в последние минуты истекшего года.
— Ну, будь здоров! — сказал Яков Михайлович, наливая в рюмочки. — С Новым годом!
Кошельков зацепил меня.
— Что же себе напозволял ваш даровитый уголовник?
Сфинкс пожал плечами.
— Сначала он проповедовал свободу, равенство и братство. А потом заскучал и ограбил банк. Жажда деятельности. Кстати, это его спасло. За свободу, равенство и братство его бы непременно повесили, а за грабеж — помиловали. Потому что проповедей боятся больше, чем грабежей… А человек старался, писал письмо… Конечно, значение предсмертного слова снижается, если автора не казнят… Люди читают не то, что написано, а то, что хотят прочесть…
— Экзистенциализм! — закричал я, как второгодник, который узнал равнобедренный треугольник, единственное, что ему доступно.
Сфинкс пропустил мимо мои редкие способности:
— Этот человек женился и пропал куда-то с исторической арены.
— Индивидуализм! — узнал я очередной равнобедренный треугольник.
Сфинксов зять уставился на меня весьма строго. Молодая потупилась под фатою. Лицо зятя было мне знакомо.
— Как его фамилия? — спросил я, глядя на фотографию, ибо я знал лично сфинксова зятя.
— Его фамилия — Николай Петухов. Он занимается дистанционным управлением. Он большой специалист по завтрашнему дню. Он мечтает о дорогах, по которым автомобили будут ездить сами при помощи каких-то фотоэлементов… Без шоферов… Ты бы видел, какую он вымечтал квартиру себе. Разве он добыл бы ее сегодня, если бы не занимался завтрашним днем?
— Я, кажется, читал популярные изложения вашего зятя. Очень интересно… Нет ли у него брата?
— У него есть брат. Он тоже автомобильный специалист.
Я сознался:
— Это Пашка Петухов, мой приятель. У них в семье все инженеры. Дед, кажется, тоже был инженером.
— Дед построил двенадцать мостов и умер, проектируя тринадцатый, который так и не достроили внуки, — вздохнул Сфинкс.
Да, это было в другой жизни. Мальчик Коля, спокойный и непугливый. Я думаю, он если и помнит меня, то без всяких родственных чувств, несмотря на то, что мы были родственниками целых два года.