Я и мой автомобиль

— У меня была белка умница, — продолжал приличный человек. — Она просилась на двор, как собака. Сосед повесил на балкон грибы. Сушить, Так она притащила всю связку. О чем это говорит? О том, что сосед — настоящий грибник. Он собирал только хорошие грибы. Белка никогда не возьмет плохой гриб. Шуму было! Сосед на меня заявление написал. Я эту белку еле-еле сбагрил…

«Может быть, он и в самом деле не идиот», — подумал я.

— Вы хотите купить белку? — спросил он. — Советую купить. Очень умное животное.

— Сейчас сезон, — сказал вдруг человек с острым носом и близко поставленными глазами, как у Гоголя. — Покупать надо пару.

Мы ощутили самое пристальное внимание.

— Видите ли, — проговорил вдохновенный старик с белой шелковой бородой, — белка будет скучать в одиночестве. Особенно в дни весны, когда природа пробуждается и всякое живое существо чувствует свой долг перед нею. Правда, мальчик?

Федор взглянул на старика и потупился.

— Это верно, — сказал вдруг парень в смушковом пирожке, — у меня кобель сдурел, суку ищу. А соседи обижаются.

Шелковый старик застенчиво поморщился. Он, видимо, был идеалистом.

— Видите ли, — сказал он, переводя разговор в более изящную область. — Природа — храм, а человек в ней — жрец, соблюдающий священные ритуалы… Человек чутко слушает веления природы… Белке необходим друг или, соответственно, подруга, чтобы совместно вить гнездо и ожидать детей. Бельчат в данном случае.

— Это верно, — подтвердил парень, в тоне которого явно проступали басовые ноты вульгарного материализма, — у меня у самого, конечно, был кроль. Здоровый, как баран. Его пускали гулять с крольчихами. Так он взял и окотился.

— Потому что сезон подошел, — вставил остроносый.

— А я гак думаю, — пояснил обладатель белки, — сезон здесь ни при чем. Просто был он не кроль, а крольчиха. Потому и окотился.

«Нет, он определенно не идиот», — заметил я про себя.

— Видите ли, — мягко произнес шелковый идеалист, — кролики более других животных склонны… как бы вам сказать… Их трудно различить внешне…

Федор слушал, с великим почтением глядя на говорящих.

— Это верно, — сказал вульгарный материалист, — не куры все-таки с петухами. Или павлины.

— Павлинов я не разводил, — сказал востроносый, — условий нет. А вы хотите белку? Надо пару, чтоб не скучали.

— А где ее сейчас возьмешь? — спросил бывший беличий хозяин. — Тоже, посоветуете! Что он, идиот? Белку надо покупать в магазине. А го сунут ему с рук двух мальчиков или двух девочек — видно, человек еще неопытный…

Федор посмотрел на меня с испугом.

— Это верно, — сказал материалист в пирожке, — в одну клетку нельзя. Я читал, как дерутся олени или морские львы. Насмерть! Нет, нельзя в одну клетку.

— Сравнил! — сказал востроносый. — Это когда сезон. А когда не сезон — ничего.

— Все равно нельзя, — возразил материалист в пирожке, — не привыкнут. Зверь должен перво-наперво привыкнуть.

— Конечно, — сказал востроносый, — не человек все-таки. Ему сезон нужен. Человеку сезон не нужен, а зверю нужен сезон.

Приличный человек обиделся:

— Заладил — сезон, сезон! Я тебе в любой сезон животное приручу! Сезон — это для размножения важно, а без размножения…

— Как же без размножения? — удивился востроносый.

— А так! — отрезал приличный человек и, махнув рукою, ушел. Магазин открылся.

Я посмотрел на Федора испытующе. Отрок переваривал сведения, полученные у дверей магазина.

— Федя, как нам быть? Федор застеснялся:

— Так вы ж покупаете… Вот и решайте…

— Но это же для тебя все-таки. Ты снимаешь с себя ответственность. Это нехорошо.

— Дядя, — вздохнул Федор, чисто глядя в глаза. — Купим птичку. И выпустим на волю. Чего ей в клетке сидеть?

— Прекрасно, — сказал я, — тем более — весна. Мы приобретем певчего чижа. Я слыхал, будто чижи прекрасно поют.

— Чижи здорово поют, — согласился Федор, — у одного нашего малого есть кенарь. Он здорово поет.

Мы вошли в давку магазина и сразу увидели, что нам нужно. На клетке было написано: «Чиж-самец». Какой-то очень талантливый чиж пел, как соловей, — громко и вызывающе.

— Чижа решили? — спросил востроносый. — Ну, правильно!

— Вот этого пусть и выловит, — сказал приличный человек. Публика оживилась.

— Как же его выловишь?

— А его видно — вон тот, рябенький!

Продавщица, сухая старая женщина в железных очках и платке, накинутом на синий халат, усыпанный птичьим кормом, стояла возле вольеры безучастно, к чему-то прислушиваясь, может быть, к пению талантливого чижа.

— Вон тот, рябенький, — повторили в толпе у прилавка.

— Да нет, это не рябенький! Видишь, с зеленой головкой…

— Тоже сказал! Это реполов.

— Какой еще реполов? Реполовы в другой клетке.

— Ну, перелетел… Девушка! Нам надо того чижа — вот который чистится.

— Да этот не пел! Надо ему петь.

— Что же я — слепой?

Продавщица поправила платок, взяла сачок, сунула в вольер и наугад черпнула.

— Его самого! Вот точность! — одобрили у прилавка.

Несомненно, это был тот самый талантливый чиж, который пел соловьем. Чижи в вольере запищали, зачирикали и тотчас выделили из своей среды еще одного талантливого.

Продавщица осторожно порылась в сачке и вытащила оттуда маленькую птичку.

— Он!