Я и мои истинные (СИ)

Моя биологическая мать потерла лицо. Рыкнула. Изогнулась. А затем начались изменения — стянулись в тонкую линию зрачки, раздвоилась губа, по обоим сторонам которой пробились белые усики…

Спустя секунды перед нами стояла настоящая антропоморфная львица невероятной красоты. Шерсть блестела на солнце, играла всеми оттенками золота. И лишь рыжеватые локоны и хитрый взгляд напоминал о прежнем облике.

— Мы с тобой неразрывно связаны с этим миром, дочка, — промурчала львица-Тиамат.

— А… это…

— Новость ошеломительная. Но сама подумай: откуда на Земле есть легенды о драконах, фениксах и прочих существах, если они никогда там не были?

40

Я схватилась за голову — так она разболелась.

— Ты оборотень?

— Не совсем. Мы — и я говорю о всех людях, оказавшихся здесь, — потомки звероморфов, что случайно или по воле создателей попали на Землю, когда порталы еще связывали наши миры, — Золотая львица ткнула коготком в барельеф. — Как ты думаешь, почему облик многих местных существ тебе знаком? Драконы, прочие оборотни, люди… Предтечи — сотворили нас всех. То, что идиоты из империи считали порталами, на деле генетические маяки, призванные возвращать полукровок на родину и изредка — ворующие с той стороны куски разнородной материи. Они работают в одну сторону.

Фиралис благоразумно поддержал меня, не давая картинно сползти на хромированный блестящий пол местного «храма».

— Ничего, я тоже была напугана, когда впервые это осознала. Но пойми — мы наследие великой цивилизации. Именно в людях предтечи видели свое лучшее творение, иначе бы нам не дали отдельную планету и не наделили бы таким количеством преимуществ.

— Это какими же? — с каждым мгновением становилось все «чудесатее и чудесатее». Дайте сил переварить эту информацию, господи!

— А ты не догадываешься? Я говорю о жажде знаний, адаптивности, отсутствии инстинктов, какие есть у местных аборигенов! Этот мир будто был создан для нас, Соня, — восторженный блеск золотисто-медовых глаз усиливался светом из потолочных окон. — Никакого ханжества, никакой конкуренции среди женщин. Наша красота сравнима с божественной. Но это еще не все! Видишь мою молодость? Это следствие пробуждения и связи с множеством мужчин!

С другой стороны… ну, она хотя бы не хочет всех отгеноцидить. Одной проблемой меньше.

— Ты пошла темпераментом в меня, — продолжала Тиамат довольно. — Я это знала. Чувствовала, что ты поймешь прелести местной жизни. Другие бы мялись на месте, отрицая собственную полигамность. Но ты подстроилась. И достигла вершины.

«Это ты еще не знаешь, что класса с восьмого мне девочки нравятся так же сильно, как и мальчики» — хотела съязвить я. Но решила не перегибать палку — тем более, что Фиралис к подобным открытиям точно не готов.

— И как скоро я начну меняться? В смысле — во мне ведь тоже есть гены альраута.

Она закусила губу, внезапно утратив налет самоуверенности:

— Дьявол… Не знаю, Соня. Ты уже должна была обратиться. Я ведь стабилизировала сердечный гормон зулу — а именно он дает необходимый толчок. Возможно, когда стресс достигнет пика, ты сможешь трансформироваться.

— У меня еще вопрос.

— Говори.

— Если меня протащили не через фальшивый портал, то где тогда настоящий?

— Не расстраивай меня. Все ведь очевидно. Именно из-за этой штучки каждое столетие планету сотрясают катаклизмы.

— Зга, — почти одновременно сказали мы с наложником.

— Видите, как все просто. Виновата не я, нехорошая свободолюбивая женщина. Виновата поломанная машина на дне океана, что создает непрерывные разрывы петлевого пространства. Она уже на последнем издыхании.

— А ее можно починить? — Я сдержала порыв вцепиться в светлую шёрстку давно потерянной матери. Она поморщилась. Раскатисто рыкнула — от чего за стенкой принялись суетиться ее слуги-мужчины:

— Не говори ерунды. Зачем? Чтобы что?!

— Это вредит местным народам, а еще… папа… он ведь не знает, что я жива! Он, наверно, убит горем, как это было после твоего исчезновения.

Я ощутила горечь во рту. Мысли о том, что пока я развлекаюсь в кругу боготворящих меня мужчин, родители страдают, вновь стала есть изнутри. Подстроилась, как же. Просто заглушила чувство вины — и все.

— Неужели? Он страдал? Мучился? Вот и отлично!

— Прости? Что?

Ее радостный смех заставил мгновенно ощетиниться иголками.

И снова молниеносная перемена в настроении. Эта женщина была похожа на летнюю грозу.

— Какая потеря — лишится личной кашеварки! Никто больше не штопает его носки и не слушает остроты про женскую логику. Ромочка, Ромочка… Надеюсь, ты оценил холостяцкую жизнь. Он ведь рассказывал, что именно по его инициативе я бросила учебу в престижном университете и бросилась рожать наследника? А как он горевал, когда на свет родилась девочка — бракодел, нет повода лишний раз похвастаться перед друзьями и выпить!

Это было неожиданно. И от того особенно больно.