Встает. Направляется ко мне. Не мигая смотрит, слегка приподняв брови. Он-я:
— Добрый день, О. С. Я-он:
— Здравствуйте, В. Л. Он-я:
— Ну рассказывайте, как дела. Я-он:
— Спасибо, лучше. Но еще не совсем… Он-я:
— А что? Что не совсем? Я-он:
— Скованность еще бывает. И тревожность. Начинаю вдруг думать о своем здоровье, ухожу в себя. Понимаю, что не нужно, ни к чему это, нет оснований, а все-таки внимание уходит куда-то внутрь… Просто стыдно. А с вами ничего, прихожу, все проходит.
(Гипнотизер входит в роль. Но нельзя терять контроля над ситуацией…) Он-я:
— Сейчас мы с вами проведем очередной сеанс гипноза… Сядьте, пожалуйста, в кресло. Примите удобное положение. Вот так… Расслабьтесь…
Вот это да: мои интонации, мои манеры. Странное, волнующе-неприятное ощущение, будто слышишь себя по радио или видишь в кино, в гриме: и я и не я. Нет никого более чужого и вместе с тем более притягательного, чем двойник. Очень странно… Ах, как жаль, что я не могу отдаться переживанию целиком, что я и актер и режиссер! Впрочем, дам себе отсрочку… Я уже расслаблен и закрыл глаза… Он меня гипнотизирует. Как верно берет интонации… Те же формулы, но импровизационно развивает по-своему. Надо запомнить, использовать, ведь это говорит его безотчетное знание самого себя. Или меня… Все перепутывается. Двойной гипноз. Как приятно отдыхать, как хочется, чтобы это длилось… Мой праздник, моя свобода.
…Все.
Я-я:
— Хватит, Володя… Хватит, О. С. Теперь вы — это вы, я — это я. Но мы оба обогатились. Вы взяли от меня то, чего вам не хватало. Взяли мою уверенность. А я взял у вас нужное мне. Теперь в каждом из нас — я и мы.
Но что же с ним делалось? Какое чудо превратило его в меня? Хоть на минуту, хоть на мгновенье…
Разумеется, он остается самим собою. Его поведение и переживания ткут узор только из тех ниток, которые смотаны в клубки его памяти. Ничего больше, это легко проверить. Гипнотизер дает только общую программу, колею, все остальное его мозг рождает сам. Но с поддержкой.
Память, капризная и жестокая властительница «я», под гипнозом становится покорной служанкой. Вот взрослый, перевоплощенный в восьмилетнего, пишет детским почерком, точно таким, какой у него был в этом возрасте, и рисует детские каракули. Пробужденный, он не верит, что это его произведение. Он живет в ситуации своего детства, играет в песочек, плачет и зовет мать. У него можно пробудить воспоминания, казалось, канувшие в небытие, и нащупать скрытые корни «комплексов». Если перевоплотить его в новорожденного, у него появится сосательный рефлекс, глаза станут бессмысленными, «плавучими»…
Слои личности? Да, человек насквозь личность вдоль и поперек. Но вот гипнотизер перевоплощает молодую сомнамбулу в столетнюю старуху. Посмотрите: она сгибается, еле идет. Останавливается передохнуть… Садится старчески… В каждом движении усталость, неуверенность, тяжесть. Погасший взор, дрожат руки. Надтреснутый голос… Гениальная игра, подлинность переживания, почерпнутая из знания о других. И даже не из знания, а из человекоощущения, из эмпатии…
Это не слой личности: его еще не образовалось. Но, может быть, это предвосхищение?.. Если гипнотизер велит перевоплотиться в личность, которую загипнотизированный не знает, он застынет в недоумении или станет делать то, что делал бы, будучи самим собой. Или пойдет по колее какой-нибудь случайной ассоциации. Если велеть ему превратиться в некую глокую куздру, замрет или станет чем-то средним между динозавром и автомобилем.
В кого бы и во что бы он ни перевоплощался, он проявляет себя и только себя. Чудо, пробуждающее в нем это высочайшее, подлинное актерство, — чудо памяти и могучей логики подсознательных «если бы», вскрытой гением Станиславского. Как мы богаты, сколько впитываем и храним в себе от природы, от всей нашей жизни, от каждого человека, с которым общаемся, о котором узнаем из книжек или хотя бы понаслышке! Как входит все это в глубину нашей души! Сколько в нас потенциальных личностей…
Но глубина души на семи замках. Почему это возможно только в сомнамбулическом трансе? Почему О. С. не способен к такому светлому, превосходному чуду в бодрственном состоянии? Напротив, какое-то злостное античудо держит его в плену у необоснованных страхов, и его приходится шаг за шагом освобождать.
Что это за тиски, в которые всегда зажато наше подсознание?
В ЗО-х годах в Вене Джозеф Морено открыл первый психодраматический театр. Этот Морено удивительный человек. (В 1958 году у нас издана его книжка «Социометрия».) Нельзя понять, кто он: психолог, психиатр, социолог, философ, режиссер или сумасшедший. Сам он себя считает пророком и революционером. Многие над ним посмеиваются. По темпераменту он, кажется, типичный гипоманьяк и страшно честолюбив. Сейчас он живет в США и атакует конгресс требованиями об организации министерства человеческих отношений.