Я и Путь in… Как победить добро

...

Даже в похмелье я весел и выгляжу так же вальяжненько, как сейчас выглядит Дмитрий Медведев в разъездах по стране, где он наивно внушает себе, что любим народом. Я выгляжу так же по-западному, как он в своих социальных сетях.

Я в преддверии тридцатилетия Билана вспоминаю только самое хорошее и вас хочу приучить к тому же. Не было ссор. Обидчив – да, раним – да. А вы не обидчивы, не ранимы? Ровно в той же степени, что и я.

Но когда мне начинают рассказывать слева и справа, как Борис Моисеев обиделся на продюсера Фридлянда и очень глупо обосновывает эту свою обиду, мне хочется одернуть его возгласом: «Эй, вспомни, сколько для тебя хорошего сделали!» То же самое относится ко всем этим локальным или нелокальным конфликтам.

Моя критика в адрес ДБ порождена только любовью, если она неправильно воспринимается – это проблема тридцатилетнего парня, которому уже пора понять, что мир состоит из людей, желающих иногда сделать тебе хорошо через умеренную боль, порождаемую критикой.

Они не злопыхательствуют, как злопыхательствует БМ в адрес ЕФ.

Хочу, чтобы вы знали: в день тридцатилетия ДБ я выпью за его здоровье, потому что искренне полагаю его большим артистом, хоть и совсем маленьким. Большой бы артист не обижался на больших журналистов.

Профи и Профит

Пусть ему это дается с боем, но Билан взрослеет на глазах. Он чистокровный артист, ему дано и предписано расти, и я рад, что с ним это происходит. Он не бежит от реальности, завидев ее.

На заре карьеры Димы Билана, его продюсер Юрий Айзеншпис хотел представить его забиякой. Узнав, что я еду на интервью к Александру Иншакову, Айзеншпис отправился со мной, дабы показать ему перечень трюков, приготовленных для клипа «Ночной хулиган». На это Иншаков сказал: «Молодой артист. Не физически, не психологически он эти трюки не потянет».

Со слов Иншакова, единственный актер, который совмещал интеллект с нежеланием подменять себя – это Андрей Ростоцкий. Но и тот закончил печально…

Но Билан уперся. Он участвовал во всех драках и мордобоях в клипе. Кроме Билана больше таких смельчаков я не видел. Артисты – существа субтильные и рафинированные. И есть компьютер: теперь кого угодно можно изобразить альпинистом, Джеки Чаном или бандиткой, как Таня Терешина, которая одним взглядом зажигает машины.

Он всегда умел думать, чего там, а ведь сама попытка это делать питательна для мозгов (это я написал специально для наших поп-звезд).

Это не просто конец мечтам о Западе, это взросление, вовсе не отрицающее и не отменяющее способность мечтать.

Какие перемены в жизни нашего героя подвели его к такой ревизии взглядов, следственно, ценностей?

Его голос снова стал таким, каким он пел полную воздуха «На берегу неба».

(Еще раз повторю, чтоб оттенить: те песни, которые покупались им одно время на Западе, были не песнями, а вовсе и «набором пошлости», топорно сработанным.)

Возможно, это перерождение. Возможно, это возрождение, в ходе которого различит порыв к отрицанию прожектерства, чистой воды прозрение.

До конца понять, что он думает об устройстве Вселенной, натурально, невозможно, но уже сказано им, что «все эти идеи, что вот прямо сейчас нужно ехать и покорять Запад, – они умерли; это теперь вопрос статуса, а не дивидендов».

Он не хочет предстать перед Западом колоссом из желе, он не боится раскладывать свой успех на составляющие, каковой процесс для всякого думающего оборачивается рефлексией.

Америка помогает с кругозором, помогает, иногда демонстративно поучая, познать себя, в Америке окончательно убеждаешься, что лениться в этой профессии гибельно.

…Он по-прежнему один из лучших.

Дима Билан держит путь в никуда

Как-то мы договорились бить морды нашим супостатам (твой враг – мой враг), а потом чуть сами не стали врагами.

...

Как говорит в раздражении наш общий товарищ Киркоров: «Люди – тупы», и мы променяли по тупости золото наших отношений на медяки несуразных обид.

Мне крайне не нравились и не нравятся коллаборации с жуликом Тимбалендом (которого наша лизоблюдская пресса возвела непонятно с чего в «модные американские саундпродюсеры»), и меня объявили обскурантом. Хотя вообще-то сам Тимбаленд затих: его и там раскусили, каналью.

Мы встречались каждый день и, переполненные впечатлениями, начинали с перебивочного слова «послушай». Слушали и слышали.

После мне показалось, что он ослеплен собственным преуспеянием, что есть худший способ развить успех. Что он, тщась быть Тимберлейком, зазвучал «кошмарнее ре-диеза алмаза, режущего стекло» (И. Бродский, наш с ДБ любимый пиит).

Тогда он был таким же, как и я за десять лет до: испытывал два страха – самозванства и безденежья.