Я и Софи Лорен

На «психиатре» – что тут началось! Оказалось, она жаждет моей крови. Но вот что интересно – как повел себя главред. Он пригласил ее в редакционный кабинет, на чай с печеньями и булками с изюмом. Мне же бросил: «Ну и вы зайдите!..

С тем, что я такой-сякой, он, конечно, тут же согласился. Если честно, я стоял там как потерянный…

– Но с ним же что-то нужно делать?! – взвилась ненормальная, представляя дело так, что это продиктовано исключительно заботой о газете.

И тут главный – оказался не дурак:

– А мы его накажем! А вы пейте… Вам какой: зеленый, черный байховый? По всей строгости редакционного закона!

Та, устроившись уютно и прихлебывая:

– И как же вы его накажете?

– Как? Как? Во! Мы переведем его на месяц в младшие Верховские! Пусть знает!

Я не поверил собственным ушам. А главред:

– Ну, вы согласны?

Разомлевшая, она сказала:

– Да! – и, осклабившись: – А можно еще булочку?

Спасение буквы

Расставил все точки над «i». Сижу, отдыхаю. Звонит мой друг:

– Слава, ты сдурел! А ну, опомнись! Какие точки над «i»?! Ведь мы же русские!

Я тупо повторяю:

– Мы – конечно!

– Какие «i»?! – все больше распаляется. – Нам нужно срочно спасать родную плоть от плоти букву «ё»! Население от буквы – отвернулось! «Ё» третируют! Над «ё» открыто потешаются враги!

Я вздохнул и расставил все точки над «е». Пришли родитёли, но я ужё успёл…

Раритет

Быль

Старейший из донецких краеведов мудрый Михаил Савельевич Ледняк водил меня экскурсией по городу. Он показывал – и город открывался.

До чего же я не знал родной Донецк!

– Слава, поглядите на балкончик! Где? Да вон же он, свисает!

Ага, увидел! Что ж, балкончик был ничем не примечательный.

– Верно, – он заметил, – неказистый, зато в декабре семнадцатого года с этого балкона к рабочим обращался сам Ильич!

– Ленин был в Донецке?!

– Никогда!

– Так как же мог он?.. – до меня не доходило.

Все оказалось очень даже просто: в Ленинграде было обнаружено по меньшей мере сорок семь балконов, с которых Ленин выступал перед рабочими.

Их объявили достоянием истории.

Их поставили на исторический учет.

В тридцать пятом, по просьбе наших местных коммунистов, что обратились к коммунистам ленинградским, один из тех балконов Ильича очень бережно доставили в Донецк (впрочем, тогда он назывался город Сталино) и прикрепили к одному из зданий.

Но балкон не очень-то прижился, рухнул, придавив собой двоих. Старый краевед достал платочек:

– Это тоже жертвы революции! А потом балкон восстановили. Собрали по кусочкам. Раритет! Но он опять упал, примяв троих. Это было… Так, в восьмидесятом.

– И это тоже жертвы революции?!

– Они!

И вновь его глаза на мокром месте…

А я смотрел на старенький балкон, над головой:

– Так это что, выходит, он опять?!

– Конечно, он, тот самый. Раритет! Любовно воссоздали! Сам Ильич!..

Втянувши голову, я отбежал на безопасное.

Не в силах сдерживаться, краевед расхохотался…

Коварство и любовь

На работе мой начальник Петр Илларионович Овечкин угостил меня молодильным яблочком. Я такого вкусного – не ел!

Возвращаюсь домой, стучу в дверь (до звонка уже не достаю).

Выходит моя дочка:

– Мальчик, ты кто?

– Ты что, сдурела, Люся?! Я твой папа!

Люся в комнаты:

– Мама, мама, тут один мальчик, он дурачится!

Выходит моя жена, подозрительно смотрит:

– Мальчик, что ты хочешь, наконец?

– Полина, ты сдурела, я твой муж!

И Полина горько зарыдала.

Она же знала: развода ей не дам, а хоть ты тресни…

Слышал, к ней захаживает Петр. Мой начальник, Петр Илларионович Овечкин. Так говорят.

Но как его подловишь? А никак!

Целый день – я в детском садике, как проклятый…

Запорожье-2003

Поезд ехал так медленно, как будто вышел на прогулку. За окном – лента бесконечного пейзажа. И вот что характерно: ни одно дерево в лицо не узнаю – чужое все.

Выдали постельное белье. Одеяло – жуткое такое. Распадается в руках на лоскуты. Я еще подумал: ну и ну! А после – я уже не думал ничего: свалился спать…

Вдруг в купе вломились с барабаном. Бешено колотят в барабан. Что за праздник?! Я продрал глаза.

– О, вам крупно повезло! Вы тысячный, кто укрылся этим одеялом! Вот вам приз!

И дали стопку водки.

Я подумал: я сошел с ума. Сошли они!

Но все же выпил: водка отдавала…

Своих вещей я, в общем, не нашел.

Так я въехал в город Запорожье!

В первый раз

Говорят, что в моде позитив.

Так вот вам самый свежий позитив: не раньше, чем вчера, стихи одной донецкой поэтессы обсуждали не коллеги и не критики, а консилиум врачей. Оказалось, автор их – вполне нормален. Более того: весь консилиум – ее горячие поклонники. Так они ей и сообщили напоследок.

И в первый раз за много дней она уснула…

Доброе утро

Василию Шимбереву

Мой сосед по номеру гостиницы (пятизвездочная, называется «Бомбей») мне пожелал спокойной ночи и:

– Да, совсем забыл: если ночью буду я храпеть… Вас…

– Вячеслав я!

– Вот, я очень попрошу вас, Вячеслав… Пристрелите меня к чертовой матери и не мучайтесь! Здоровый сон – залог всего хорошего… – И на прикроватную тумбочку он выложил свой боевой наган: – Стрелять умеете?..