Я и Софи Лорен

На секунду – мхатовская пауза, она длится несколько минут. И тут я слышу, кто-то выкрикнул:

– Согласен!

Думаю: ослышался, но нет! – он навстречу мне уже протискивается. На его бейджике читаю: он «Чижарин из Мытищ». Но это к слову.

Я, как заправский лицитатор:

– Раз сто пятьдесят!

Сам Чижарин, ну, нетерпеливый, мне возбужденно – вслух – подсказывает:

– Два!

И на словах «сто пятьдесят три» – как молоток, стук упавшего тела того, кто больше ста пожадничал мне дать и вот споткнулся.

Я воскликнул:

– Кончено! – того уже уносят.

Все ахнули – и сделка века состоялась.

Держать в себе такое счастье, – разве можно? Чем-чем, а радостью делиться я умею. Из кулуаров тут же накрутил свою мамашу, друга и советчика во всем:

– Мама-мама, счастье-то какое: губы Софи Лорен упали на меня буквально с неба!

Въезжает с полуслова:

– Ты их поймал?! Ну молодец! Я представляю, чего это тебе стоило!

– Мне – сто пятьдесят!

– Ты, – кричит, – сошел с ума совсем!

– Повторяю, сто пятьдесят – мне! – с удареньем на последнем слове.

– Слава, ты вообще! Ты молодец! – она опять въезжает с полуслова. – Так держать! И никому не отдавать! – слышу я команду из Донецка. – Единственное что – купи подарок мне, всем сестрам по серьгам (у меня есть три сестры, в доме только не хватает дяди Вани), деду – ласковые тапочки для ног, бабушке – конечно, панталоны… А что останется… Вот, ты с полным правом не забудь и про себя. И только не жалей – ты заработал!

Послушный как не знаю, я отправился по этим гумам-цумам, от изобилья просто оцумев. Я все купил! Я в эту сумму – уложился на ура!

Хотел я не забыть и про себя, но кроме трех оставшихся рублей… А что я мог себе за три рубля, кроме как сохранить их в память о Лорен…

И я оставил.

А на следующее утро…

Нет, не так, а по-иному.

Мы смелые люди: каждый день, выходя на улицу, мы подвергаемся опасности – и ничего, выходим все равно. Это первое.

А это во-вторых: есть на свете люди, которые в толпе могут безошибочно вычислить безусловно счастливого человека – и провести с ним разъяснительную работу. И свет померкнет…

А вот теперь: на следующее утро…

Я еду на очередной кинопоказ, а Дворец молодежи – это станция метро «Фрунзенская», что на юго-западе столицы. Миную эскалатор. И уже на выходе я, хоть и в сутолоке, вижу: от колонны отделяется фигура – и стремится мне наперерез. И вот тут я узна ю…

Э, да это же вчерашний «о, счастливчик», у меня купивший эти губы. Но, Боже, это что с ним? Ну и ну! От неизбывного горя под глазами бессонные тени и одновременно – его лицо от гнева перекошено.

И мне встречаться с ним вдруг страшно расхотелось. А пришлось.

Он встает передо мной – мне хода нет – и (клянусь, не вру) говорит мне следующим текстом:

– Какая сволочь! – и: – Паскуда! Ненавижу!

Откуда?! Ну откуда за такой короткий срок он обо мне узнал уже так много?!

Я ошарашенно молчу. Он развивает дальше и свою тираду завершает на словах:

– Проклятая чистюля!

Я был неприятно удивлен: это – я-то? Это я – чистюля? В гостинице «Восток» (метро «Владыкино») неделю без воды я себя чувствовал… Как рыба, но которая в воде…

– Так вот, Чижарин из Мытищ, при чем здесь я? Вы с «чистюлей» явно не по адресу. Неделю не купался!..

А он, с досадой:

– Да при чем здесь вы?! Жена… – и он запнулся: – Ненавижу!

Я, озабоченно:

– А что жена?

Он сглотнул слезу.

– Чистюля этакая!

А дальше он сообщил невероятное. Далекая от интересов мужа… а он оставил без присмотра… а она посуду мыла, а заодно и вымыла стакан с бесценными губами, каково?

Как отмыть деньги, я бы еще догадался, а вот губы – как отмыть?! И ладно губы, но самой Лорен! – и вот это уложиться в голове, извините, не могло уже никак.

И мало смыла. Так еще устроила скандал: «Скажи спасибо, что отмыла, а не разбила на твоей гулящей голове!»

– Что я по бабам… – завершил Чижарин.

Он завершил – я вспомнил, у Войновича: «Моя жена Циля очень ревнива. И если увидит губную помаду, получится целый гвалт и разлад семьи», примерно так.

Увы, все женщины ревнивы одинаково!

А Чижарин из Мытищ вдруг по-мужски уткнулся мне в плечо и зарыдал. Я проникся:

– Бедный, бедный, что же… Как теперь?!

Он отпрянул и, глядя на меня так, будто вопросы жизни и смерти на земле решаю я, глотая слезы, прошептал:

– Вы не могли б его принять обратно?

И вытаскивает, прости Господи, стакан с губами, но уже без губ.

Ага, куда он клонит. Извините!

И я так отстраненно, очень сухо:

– Так, эту дискуссию обсуждать я больше не намерен!

Чижарин бухается в ноги:

– Умоляю!

Я:

– Уважаемый, а неужели вы не знаете правил советской торговли, что купленный товар? Обмену и возврату? А власть советскую пока еще никто не отменял!

(Однако не прошло и месяца, как путч… И в пропасть времени все ухнуло и рухнуло. Выходит, я накаркал… И по счету тот кинофестиваль, он у Советского Союза был последним…)

Он заканючил:

– Ну хотя бы половину! – чтоб половину денег я вернул.

Нет, мало что он глупый, так он еще к тому же и неумный: отдать ему «хотя бы половину»!..

А Чижарин, хоть и стоя, умирает. Нет, серьезно. И, многострадальный, я оттаял: