Я и ты

Это не подразумевает, что личность как бы "отказывается" от своей особости (Sondersein), от своей инакости (Andarssein); для нее ее центр внимания не только в ней, лишь там же, лишь именно необходимое и полное смысла постижение бытия. Довлеющее себе особенное, напротив, упивается своей особостью; или, скорее, фикцией своей особости, которую само себе изобрело. Ибо для него познать себя чаще всего по сути означает создать обладающее значимой силой и способное все более основательно вводить в заблуждение самое себя мнимое явление своей самости, и в созерцании и почитании этой мнимости приобрести видимость познания собственного определенного бытия (Sosein), действительное познание которого привело бы довлеющее себе особенное к самоуничтожению - или к возрождению.

Личность созерцает свою самость, довлеющее себе особенное занимается своим Мое: мой род, моя раса, мое творчество, мой гений.

Довлеющее себе особенное не принимает участия в действительности и не обретает ее. Оно отделяет себя от Другого и ищет через приобретение опыта и использование получить во владение так много, как оно может. Это его динамика: отрешение и завладение, поднаторевшие в Оно, в недействительном. Сколь много ни присвоит себе субъект - а довлеющее себе особенное осознает себя как субъект, - из этого не выйдет субстанции, довлеющее себе особенное остается подобным точке, функциональным, приобретающим опыт, использующим, и не более. Все его расширившееся и многообразное определенное бытие, вся его рачительная "индивидуальность" не смогут ему помочь обрести субстанцию.

Нет двух родов человека: но есть два полюса человечества.

Ни один человек не есть чистая личность, ни один человек не есть чистое себе довлеющее особенное; ни один человек не есть всецело действительный, ни один - всецело недействительный. Каждый живет в двойственном Я. Но есть люди, которые так определены своим личностным началом, что их можно назвать личностью, и есть такие, которые так определены своим особенным, что их можно назвать самодовлеющим и обособленным в своей особенности существом. Между теми и другими разыгрывается подлинная история.

Чем больше над человеком, чем больше над человечеством господствует довлеющее себе особенное, тем глубже Я впадает в недействительность. В такие времена личность ведет в человеке и в человечестве подземное, потаенное, как бы не имеющее законной силы существование - до тех пор, пока она не будет призвана.

* * *

Человек тем в большей степени личность, чем сильнее в человеческой двойственности его Я - Я основного слова Я-Ты.

Соответственно его изречению Я - соответственно тому, что он подразумевает, когда говорит Я, - решается, к какому полюсу человечества он принадлежит и куда направляется. Слово "Я" есть истинный шибболет человечества.

Внемлите ему!

Как фальшиво звучит Я человека, замкнувшегося в границах своего особенного! Оно может побудить к сильному состраданию, когда оно вырывается из уст, трагически сомкнутых, пытающихся умолчать о противоречии с самим собой. Оно может вызвать ужас, когда исходит из уст того, кто одержим внутренним хаосом и яростно, слепо и беспечно демонстрирует это противоречие. Когда же его произносят уста льстивые и тщеславные, оно отвратительно и терзает слух.

Тот, кто изрекает изолированное Я с заглавной буквы, открывает срамоту мирового духа, униженного до духовности.

Но как прекрасно и правомочно звучит столь живое, столь убедительное Я Сократа! Это - Я нескончаемой беседы, и ее атмосфера его овевает на всех путях его, даже перед судьями, даже в заточении, в его последний час. Это Я жило в отношении к человеку, которое воплотилось в беседе. Это Я верило в человеческую действительность и выходило навстречу людям. Это Я пребывало вместе с ними в действительности, и действительность больше не оставляла его. И его одиночество никогда не могло стать оставленностью, и когда мир людей умолкал для него, это Я слышало даймониона, говорившего Ты.

Как прекрасно и правомочно звучит наполненное Я Гете! Это Я чистого общения с природой; она предается ему и беспрестанно говорит с ним, она дарует ему откровения своих тайн, однако же не выдает своей Тайны. Это Я верит в нее и обращается к розе: "Так это Ты", и вот это Я пребывает с ней в Одной Действительности. Поэтому, когда это Я возвращается к себе, дух Действительного остается с ним, созерцаемое солнце льнет к благословенному оку, вспоминающему о своем родстве солнцу, и дружество стихий провожает человека в тишину смерти и становления.

Так "достигающее, истинное и чистое" изречение Я пребывающих в обоюдной связи личностей, сократовской и гетевской, звучит сквозь времена.