Я и ты

На перроне Гаврилина встречает все руководство республиканского Спорткомитета, вместе с ним и Николай Фоминых, украинский коллега Вячеслава Колоскова, которому я – теперь уже под расписку – сдаю ценный груз. Не знаю, куда увезли моего шефа, а я свободен до официальной церемонии во Дворце спорта, после которой празднование перенеслось в надутый над стадионом имени Хрущева шатер. Сколько же тогда я услышал мелодичных украинских песен, особенно замечательно, душевно их распевал Леонид Кравчук. По-моему, он тогда отвечал за пропаганду в ЦК КПУ, и спорт был под его крылом.

Мы собирались укатить обратно в тот же вечер, но куда там, обиделся Лобановский. На следующий день Валерий Васильевич принимал нас в своем штабном роскошном номере в гостинице «Лебедь» на площади Победы. Дальнейшее описание приема опускаю, скажу лишь, что приятно было увидеть в числе гостей Сашу Горбунова, известного футбольного обозревателя ТАСС. Оказалось, они давние и большие друзья с великим нашим футбольным тренером…

Итак, мы с Незвецким отправились выполнять боевое задание 2 мая. Обычно переполненный, фирменный скорый поезд номер 1, на который достать билет было подвигом, в основном по брони в специальных кассах, укатил из Москвы полупустым. В вагонах повисла гнетущая тишина, редкие пассажиры полушепотом излагали друг другу свои догадки, но взаимная подпитка была скорее на уровне слухов. Толком никто ничего не знал. Мы с Рудольфом Федоровичем мало отличались от них: кое-какой информацией владели, но не больше, просветить на месте нас должен был Виктор Григорьевич Вершинин, блестящий в прошлом велосипедист, из славной когорты первых наших победителей велогонки Мира. Сейчас на нем лежали обязанности одного из главных организаторов.

В Киеве стояла чудесная солнечная весенняя погода, все цвело и благоухало, распустившаяся крона каштанов выглядела, как зажженные белые свечи на елках в новогоднюю ночь. Сколько раз я приезжал сюда, наслаждаясь величием утопающей в густой зелени матери городов русских. Любил в одиночку прошвырнуться по Владимирской, бульвару Шевченко и, конечно, Крещатику, чтобы никто не мешал, не отвлекал разговорами от очаровательных киевлянок. В Москве тоже предостаточно красоток, но здесь с ранним южным загаром на лице и теле, на которое небрежно наброшена прозрачная блузка и короткая юбка, они выглядели особенно привлекательно. А сколько этих очаровашек собиралось на другом берегу Днепра, едва открывался пляжный сезон. Туда перебирались по висячему мосту сзади Владимирской горки. Толпа, пренебрегая законами физики, невольно раскачивала его; временами становилось не по себе, а то и просто страшно. Казалось, амплитуда уже столь велика, что вот-вот вывалишься за боковые поручни и канаты и окажешься там, куда редкая гоголевская птица долетит. Волна тебя подхватит и понесет бурным течением, словно щепку.

В погожие дни чуть ли не весь Киев был там. Шли семьями, компаниями, изрядно нагрузившись, у каждого сумки, авоськи, заполненные доверху харчами. Едой запасались заранее на базарах, тащили с собой все, что сготовили дома: котлетки с чесноком (запах на весь пляж), жаркое, вареники на любой вкус, даже борщ в специальных «трехэтажных» (три кастрюльки) судках, чтобы хватило до заката. И обязательно сальце, как без него, родимого, с тонкой прослойкой жира. Мели, смачно причмокивая, все подряд. Рот не закрывался. Мясо, рыба, картофель в мундире, другие овощи вперемешку с фруктами и ягодами заменяли жвачку, тогда большую редкость, только у спекулянтов можно было достать втридорога, или кто из знакомых спортсменов и танцовщиков из ансамбля Григория Веревки из-за бугра привезет. Однажды напротив меня уселась семейка, и у меня слюнки потекли, когда наблюдал, как дородная тетка-хозяйка необъятных размеров в заношенном сарафане (представляю ее в купальнике) и в соломенной шляпе, съехавшей набок, извлекала вилкой из литровой банки галушки со сметаной и буквально запихивала их в широко раскрытую пасть сначала деткам, а потом одутловатому мужику в синих домашних трусах. Тот, не дождавшись очереди, оглядываясь по сторонам, нет ли милиции, нырял в карман брюк, вытаскивал четвертинку горилки и отпивал глотками, млея от удовольствия.

Столоваться устраивались под кустами, припоздал, пеняй на себя, свободных кустиков нет, как мест в гостиницах. Ушлые, чувствуя, что запаздывают, на метро ехали в Гидропарк или на катерках сразу переправлялись в Матвеевский залив, рукав Днепра, где в то время часто проводились разные гребные соревнования, вплоть до чемпионатов страны. Залив был ровный-ровный, как искусственный канал. Меня тогда поглотила одна компания, которая предпочитала в воскресенье отдыхать на этом месте. Она больше налегала на «жигулевское» с таранькой и еще угощала меня домашней колбаской, чересчур переперченной. Мне все это напоминало родной Серебряный бор с Большой московской регатой. Тоже сидишь на берегу или купаешься и смотришь, как мимо, синхронно взмахивая веслами, несутся линкоры-восьмерки.