Я иду

В следующую секунду откуда-то снаружи послышался громкий металлический грохот, удары стекла, лестницы эскалаторов оглушительно задрожали, и до моих ушей донесся мерзкий утробный хрип, что не под силу повторить ни людям, ни всем известным животным.

«Надо было закрывать за собой ролле ты…» – запоздало подумал я.

– О нет… нет-нет-нет!.. Это они!.. ЭТО ОНИ! – заныл парень и, продолжая целиться, испуганно завертел головой. – Нужно бежать… нет-прятаться…

– Не хватит времени – они уже рядом, – скривился я, – наше спасение – ролъставни на входе, но они ничем не закреплены – нет замка.

– И что же делать?..

– Для начала убери ствол и бегом искать хоть что-то, что сможет закрепить их, – пояснил я, – монтировку там… железку какую-нибудь – хоть что-то! – бросился ко входу и обернулся – тот стоял, как камень. – Ты чего стоишь? Жить расхотелось?.. Делай, что говорят! Сейчас же!!

Паренек, видимо, расслышал только последнюю фразу и запоздало помчался на поиски.

Проводив его недовольный взглядом, я рывком опустил роллеты и засунул в просторную петлю нож:, надеясь, что это позволит выиграть хотя бы немного времени…

…А хрипы раздавались все ближе, ближе…

Квартира Айса находилась на втором этаже полуразвалившегося жилого здания с осыпавшимися балконами, глубокими трещинами, сквозными дырами и багровой порослью на стенах. И благо это не мерзкие лианы, способные превратить даже самое надежное убежище в протравленный серым пухом погост. Найти жилище оказалось несложно – у нее одной имелись целые металлические решетки, местами заставленные деревянными досками, дабы не привлекать чужого внимания – будь то морф или человек. А вот остальные окна такой роскошью похвастаться не могли и все как один смотрели на нас мертвыми глазницами, ничем не отличающимися друг от друга, тонули в однообразии, выглядели скучно и неприметно до тошноты. Однако среди них все же нашлось одно окно, сумевшее не только привлечь наше внимание, но и нагнать жути – самое верхнее. Оно единственное сохранило шторы, теперь больше напоминающие рваные тряпки и ежесекундно вылетающие из темной квартиры, колышась на ветру, как привидение. Такой эффект усиливал еще и монотонный гул, вырывающийся вместе с ними и наделяющий окно каким-то необъяснимым мрачным шармом…

– Вот и пришли, – провозгласил Айс после длительного молчания, а сам, не дожидаясь меня, вошел в порушенный холодный подъезд, – иди за мной, а то потеряешься. И смотри в оба – здесь потолок плохой, крошится, может по голове прилететь.

– Спасибо за предупреждение, – поблагодарил я и вошел следом, – запашок здесь конечно…

Послышался смешок.

– А чего ж ты хотел-то? – удивился Айс. – Сколько уже времени здесь все преет лежит, вот тебе и запах, – шумно отпихнул гнилую батарею, – потерпи уж, немного осталось.

Я промолчал.

В самом подъезде стояла духота, пахло сыростью, гнилью, тянуло холодом, всюду валялся хлам. На прикрытых темнотой голых стенах рос мох, потолок, кое-где имеющий заметные паутины трещин и даже дыры, сочился водой, хрустел, осыпался, роняя на захламленный пол то мелкие осколки, то крупные куски бетона и плитки. Сам же пол сплошь покрыт всевозможным строительным мусором, старой сгнившей одеждой, колотыми стеклами, какими-то коробками, мокрыми протухшими газетами, банками. Возле осыпавшейся, без четырех ступеней и перил, лестницы валялись три ржавых велосипеда – два детских трехколесных и один спортивный. Чуть в стороне – большая батарея, а рядом – оторванная внутренняя дверь с глубокими вмятинами.

Отшвырнув ногой громоздкую коробку, Айс в два прыжка очутился на лестничной клетке и, протянув мне руку, окликнул:

– Руку, Сид, – здесь лестница коварная, запросто можно все ноги переломать.

– Ты со мной… – подал я руку и, кряхтя, поднялся, – как с калекой каким-то, ей богу, возишься! Что ж у меня ни рук, ни ног, что ли, нет?