А потом мы с Базилио зачарованно наблюдали, как медленно и неохотно выползает из-под шкафа потерявшаяся игровая доска. Доске было нелегко: мало того что она сама по себе предмет неодушевлённый и к самостоятельному передвижению не слишком приспособленный, так ещё сверху лежал кот Армстронг, временно избравший её любимой подстилкой для спанья и не считавший нужным изменять своё решение только потому, что его ложу, видите ли, приспичило немного поползать. Поэтому с доски он не спрыгивал, а напротив, насмерть вцепился в неё когтями и басовито подвывал от возмущения.
– Так вот где она была! – сказала Базилио. – Причём представляешь, я же под шкаф первым делом заглянула. Привыкла уже, что все недавно сгинувшие из гостиной вещи обычно оказываются или за диваном, или там. Но разглядела только кота, а доску под ним, не заметила. И тебе пришлось столько сил на призыв потратить. Прости!
– Да ладно, – вяло отмахнулся я. – Всё равно мне нужно ежедневно практиковаться. А добровольно я сегодня этим ужасом заниматься не стал бы.
Но если уж Базилио решила почувствовать себя виноватой, никакие силы в Мире не смогут ей помешать.
– Я тебя от очень важного дела отвлекла? – печально спросила она.
– Не особенно, – ухмыльнулся я. – Всего лишь от спасения соседней Вселенной. Но это ерунда. Вселенной больше, Вселенной меньше, не бери в голову.
– Кккак это – Вселенной меньше?!
Глаза Базилио стали размером с блюдца, а нижняя губа задрожала. Вечно я забываю, что чувство юмора у неё, теоретически, есть, но включается только если заранее предупредить, что мы сейчас начнём шутить.
– Извини, – сказал я. – На самом деле, соседняя Вселенная в полном порядке. И все дальние. И наша тоже. Я просто хотел тебя насмешить.
– Слушай, а почему гибель Вселенной – это должно быть смешно? – нахмурилась Базилио. – Ты можешь объяснить? Есть вообще какие-то чёткие правила – когда смешно, а когда нет?
– Ну, чёткие – это вряд ли, – вздохнул я, безуспешно пытаясь подняться с ковра. – Всё-таки комизм происходящего обычно зависит от знания контекста. Вот даже прямо сейчас – если кто-то совсем посторонний увидит, как я тут на четвереньках ползаю, ему станет смешно: какой пьяный дурак! Если это будет человек, который беспокоится о моём благополучии, он, чего доброго, испугается. А тебе и не смешно, и не страшно, потому что ты знаешь: я просто временно ослаб, переколдовав с непривычки. Так уже много раз было, обычное дело, скоро пройдёт.
– Да, это ясно, – нетерпеливо кивнула она. – Но про Вселенную всё равно непонятно. Что смешного в том, что ты её якобы спасал, а я тебя отвлекла?
– Кажется, это называется «гипербола», – вспомнил я. – Художественно преувеличение, доведённое до абсурда...
– А, так это и была гипербола! – обрадовалась Базилио. – Про гиперболы я знаю, мне же Дримарондо учебник для первокурсников подарил. Я его три раза прочитала и даже думала, что поняла. Но получается, всё-таки нет! Наверное, дело в том, что мне вовсе не кажется преувеличением предположение, будто ты можешь спасать Вселенную и не вовремя отвлечься от этого занятия. И то, и другое очень на тебя похоже.
– Ну не до такой же степени, – растерянно возразил я.
Но и сам понимал, что это прозвучало не слишком убедительно.
Потом Базилио схватила пленённую мною игральную доску и, наскоро превратившись в ужасного василиска, убежала встречать своего долгожданного гостя, а я кое-как собрался с силами и отправился на крышу. Крыша Мохнатого Дома – идеальное место, чтобы привести себя в прядок. Впрочем, можно никого никуда не приводить, а сидеть там просто так. Плохо ли мне, хорошо ли, один я, или с гостями, устал, или отлично выспался, ощущаю себя центром Вселенной, или напротив, не вижу в собственном существовании никакого смысла, первым делом лезу на крышу, а уже потом думаю, что делать дальше. Иногда даже придумываю что-нибудь путное. Примерно один раз из десяти.
Однако сейчас мои шансы на когнитивный триумф были исчезающе малы. Потому что я, во-первых, устал, во-вторых, очень устал, в-третьих, устал смертельно. А в-четвёртых, так избалован возможностью всегда получить толковый совет по любому вопросу, что мой мыслительный процесс вечно норовит свестись к выбору: кого на этот раз припахать? Все вокруг такие умные, что глаза разбегаются.
Впрочем, выбирать совершенно не обязательно. Можно опросить всех по очереди, а потом, обдумав полученные советы и окончательно запутавшись в противоречиях, начать по новой. И так несколько раз. Как они все меня терпят, ума не приложу. Джуффин, впрочем, уже сбежал на первое попавшееся свидание, не выдержав непосильной интеллектуальной нагрузки. И его можно понять.