Я иду искать

Как же меня вчера угораздило? Разве в безлунные ночи возможен переход? Никто и никогда не перекидывался так. Наверное, никто. Никогда про такое не слышала. Что же послужило толчком? Эта мерзкая жаба? Внезапно закипевшая во мне ненависть? Отвращение? Жажда избавить мир от нее, раздавить, как вонючего клопа? Ни вчера, ни сегодня утром я этими вопросами не задавалась. Когда вернулась домой, просто влезла под душ, в голове вообще не было ни одной мысли. Кысику корма подсыпала. Он, правда, не вылез из-под дивана, затихарился там. Я настаивать не стала. Спать ушла.

Сегодня с работы прихожу – котейка так бочком-бочком ко мне. Маленький еще, пятый месяц всего. Вчера, понятно, испугался – от меня незнакомым духом, зверем пахнуло, все чужое. Он не понимал, я это или уже не я. Сегодня обошел вокруг, ноги мои обнюхал. Смотрит на меня круглыми зелеными крыжовинками своими – не будет ли подвоха, не стану ли я опять зверем. Опасается. Я ему ладонь протянула – сначала отпрянул, потом потянулся носом. Признал. Даже погладить себя позволил. Потому что пока маленький. Что-то будет, когда подрастет? Поживем – увидим.

Давай-ка, кысик, мы с тобой чайку заварим, в пледик замотаемся и на диван – кинцо смотреть. Какое? А тебе не все равно? Мне вот совсем без разницы. Лишь бы вертелось на экране, бурчало вполголоса, отвлекало от мыслей, как, почему…

И переход-то был не такой, как обычно. Ни радости я не испытала, ни удовлетворения. Разбитость какая-то. Сегодня целый день на работе просидела, как в вате. Заторможенная. Мне что-то говорят, а я не понимаю, будто чириканье птичье, никакого смысла в словах не улавливаю. На меня уж смотреть косо начали. Пришлось сказать: простыла, вроде грипповать начинаю.

В теплом коконе угнездилась, котейко под мышкой уютно устроился, мурчит. Ткнула в пульт – «Обыкновенное чудо» идет. Нравится тебе, кысик?

– Мрым-мрым, – нравится.

И мне нравится. Один из моих любимых фильмов. А знаешь, кысик, почему? Медведь – он, как я, в чужом теле заперт. Скован. Тяжело ему там внутри ворочаться, тесно. Мучается зверь. На все готов, лишь бы обратно в себя вернуться, на свободу выйти. Понимаешь?

– Мрым-мрым, – понимает.

Но он упустил свой шанс, заметался, задергался туда-сюда – то бежать прочь, то ломиться сквозь стену обратно. Потерял единственную возможность вывернуться из оков, из плена. Дурак! Жаль Медведя. Останется он со своей Принцессой навек несчастным…

О, кысик, смотри, самое лучшее место в кине. Я прибавляю звук, чтоб котка все хорошо расслышал. Диалог Волшебника и Медведя:

– А что сделал ты из-за любви к девушке?

– Я отказался от нее.

Вот это правильно очень. Отказаться от того, кого ты любишь. Отпустить на свободу. Не привязывать к себе. Да, кысик, согласен?

– Мрым-мрым, – согласен.

Вот и я откажусь от тебя. Скоро уже. Подрастешь, и откажусь. Если успею. Надеюсь, успею. А пока давай просто смотреть кино.

Еще мент этот… Не идет из головы. Путает и без того взбаламученные мысли. Там, утром, во дворе, он меня не видел, не почувствовал. Ему не до того было. Работа – свежий трупешник, «опись-про2токол». Зато я его хорошо запомнила, срисовала на внутренний планшет, приколола фоточку кнопочкой на черную доску подсознания. Тут он у меня, в башке. Мешается занозой, саднит. Глазенапами своими, зелеными прожекторами ворочает, высвечивает закоулки моего разума, вытаскивает давно в пыльные кучи сваленное барахло воспоминаний. Тревожит.

Не хочу вспоминать. Уберись от меня. Не ковыряйся в старье. Изыди. Исчезни.

Поляков Рубиновое пиво

Глотнул «Жигулевского» прямо из горлышка, поискал какую-нибудь закуску. Пусто. В холодильнике только полпачки масла и докторская колбаса. Хлеб есть? Нет. Бутерброд не складывается. Пошарил на кухне, нашел открытую упаковку чипсов. Неделю, наверное, тут валяется. Попробовал – дрянь. Они влаги из воздуха набрали, даже не хрустят, жуешь, как губку для мытья посуды. Выкинул в ведро. Долой! Придется так, голяком пить. Допью – и спать.

Завтра, как говорится, снова в бой. Завтра свидетели придут, Яковлев и Феоктистова. Надо будет с ними побеседовать пристально. Так, чтоб они вспомнили все, даже то, о чем, может, и сами не подозревают. Они будут рассказывать, а я их рассказки – просеивать через мелкое ситечко, выискивать крохотные кристаллики смысла, выдергивать пинцетиком тонюсенькие зацепочки. Если повезет.

Но ни завтра, ни послезавтра, ни потом они не пришли. Ни Феоктистова, ни сынок ее. Время шло. Я звонил и ей, и ему, но телефоны не отвечали.

Зато пришли результаты экспертизы ДНК. Это был он, Ганнибал. Совпадение с предыдущими случаями, как любят говорить в фильме «След», сто процентов. Они там, в кино, вообще молодцы, где они видели совпадения в сто процентов? Максимум девяносто девять и девяносто девять сотых. Но всегда остается одна сотая процента сомнения. Эти игры с генотипами, с ДНК – это все здорово. Если преступник пойман и можно сравнить. Классика жанра.