Три пьяные фурии принялись препираться. Несчастные жертвы собственного напряжения, они не замечали нашего, но я чувствовала. Напряжение стягивало нас длинной тугой верёвкой. Оно сжимало, холодило кровь, сдавливало мышцы. Связывало нас двоих вместе.
— Может, виноват и член, но сигналы подаёт вагина, — настаивала Лавонда.
— Что ещё за сигналы? — спросила Панда. Она, конечно, волновалась, как бы вагина Тейт не послала сигнал её расчудесному супругу. Но нет, она предпочла Шарлоттиного.
И всё, что я могла сделать, так это спросить Ру:
— И сколько всего раундов? Сколько это будет продолжаться?
— Ну хватит, Эми. Хорошая игра продолжается до конца, — она провела розовым язычком по бледным губам. — Вспомни — что самого гадкого ты сделала в своей жизни?
В моей руке каким-то образом оказался бокал. То ли она мне его всучила, то ли я сама взяла. Я ощутила губами краешек стекла. Я наблюдала словно со стороны, как Уэй-один стакан хлещет джин комнатной температуры. Но мне нужно было согреться. Всё моё тело похолодело.
Я не понимала смысла сердитых слов, которыми перебрасывались женщины. Как будто кошки шипели и вопили, сидя вокруг почти пустой бутылки «Хендрикса». Звук утих, когда Ру наклонилась ко мне. Медленно, интимно. Как будто хотела поделиться секретом. И я тоже наклонилась к ней. Как будто хотела услышать.
— Ты не хочешь играть? Но это же глупо, — сказала она, и я увидела её тотемное животное — куда страшнее Кота в шляпе. Хищника, который врывается в дом и творит такое, что мама не сможет туда вернуться. Здесь была только одна мама — я. И я позволила ей это сотворить. Я широко распахнула ей дверь, надеясь, что она пришла по адресу. — Ты чего, Эми? Давай. Ты выиграешь. Я вижу, ты уделаешь этих жалких сучек.
— Выметайтесь, — сказала я тихо, словно из-под толщи воды глубиной в тысячу ярдов, отделявших меня от пьяных злобных женщин, сидевших на полу вокруг стола.
Но Ру услышала. Она стояла в точно такой же позе, в какой я впервые её увидела: голова наклонена, бедро выставлено вперёд. Она подняла ладони вверх, и меня пронзило болезненное чувство сродни странному удовольствию. Её руки не были пусты. В них лежало моё прошлое, невидимое, но очень тяжёлое. Я почти видела его в ладонях Ру.
— Ну правда. Ты же выиграешь.
— Это неправда, — возразила я, по-прежнему наклонившись к ней, как будто хотела услышать что-то ещё. Её фразы пронизывали мой мозг, как начало «Лунной Сонаты», если играть её паршиво и в минорной тональности.
— Приходи в гости. Как-нибудь. Нам нужно о многом поговорить, — сказала Ру.
— Выметайтесь, — повторила я, и она прошла мимо меня к лестнице. Я повернулась и посмотрела ей вслед. За спиной рыгнула Тейт, Лавонда крикнула: «Фу, блин, тащи сюда ведро», Панда завопила: «О Господи!»
Мне хотелось рвануть по лестнице вслед за Ру, выпроводить её до двери и крепко запереть замок, задвинуть засов. Но это уже не помогло бы. Она распахнула дверь в моё прошлое. Я чувствовала, как оно проникает в моё тело, сочится по венам, словно яд. Теперь оно будет гнить внутри меня. Ру принесла с собой эпоху перемен.
Глава 2
В
Я постоянно вспоминала эту ночь, с которой началось всё самое ужасное, что случилось в моей жизни. За этой ночью последовала полоса чёрных дней, измотавших меня, лишивших еды и сна. Прежде чем получить право голоса, я плотно подсела на таблетки от давления. Мысли об этой ночи в буквальном смысле меня убивали.
Два последних школьных года я прожила будто с солитёром в желудке, гибким, жадным червём, глотающим всё хорошее, что могло со мной произойти. Я понимала — никто не захочет узнать меня получше теперь, когда все уже знают самое главное. Казалось, если я захочу найти новых друзей, обрести любовь, придётся выложить на обозрение чудовищного зверя — моё прошлое, и от этой мысли судорогой сводило живот.
Я не могла этого рассказать и хранила всё в себе. После выпускного перебралась в Калифорнию, как и миллионы заблудших душ до меня. Там пыталась утопить себя в алкоголе, пробовала всевозможные наркотики, пряталась среди загорелых тел юных сёрферов и корабельных крыс.