Я иду искать. История третья и четвертая

Шли вроде бы на юг. Ротбирт Вадима удивлял — вчера у него копались в плече, а сегодня, похоже, жар прошёл, и шагает себе, улыбается. У самого Вадима при виде этого настроение тоже поднялось, он по мере сил расспрашивал Ротбирта, как называется тот или иной предмет. Многие названия были похожи на русские. Ротбирт быстро сообразил, что землянин хочет учиться языку и охотно взял на себя роль учителя, по нескольку раз повторяя каждое слово. Память у Вадима была хорошей, слова он укладывал, как в стенку кирпичи кладёт хороший каменщик — один к одному и напрочно. Язык ему нравился — красивый и звонкий, как гонг, но в то же время певучий. И английскому, и французскому в школе Вадим учился легко и охотно; почему не выучить ещё один? Ротбирт тоже подхватывал то одно, то другое русское словечко. Вадим тут же научил его материться, покатываясь со смеху при виде того, как анлас — так назывался народ Ротбирта — повторяет ругательства и дал себе слово, что, когда побольше нахватается из его языка, обязательно объяснит смысл и извинится.

Кроме всего прочего, язык Ротбирта оказался лёгким, без сложных для русского звуков, как в немецком, английском или французском. Разве что произношение слов было немного гортанным. После полудня, когда остановились на привал всё в той же степи, Ротбирт научил Вадима какой-то песенке и по нескольким уже знакомым словами и тому, как покатывался спутник, Вадим без обиды понял, что тот, сам этого не зная, отомстил за мат. Кстати, Ротбирт тут же посерьёзнел и, взяв Вадима за запястье, что-то растолковывал — Вадим понял: женщины... не петь... очень... обида... только мужчины...

— Я понял, — ответил Вадим на языке Ротбирта. — Обидная женщинам песня.

И сам удивился — он легко сложил эту фразу!

— Куда мы теперь пойдём? — спросил он, тщательно подобрав слова.

* * *

Быстро вечерело. Алое здешнее солнце падало за лесистые холмы, вставшие на горизонте. Деревья уронили длинные тени, и в лесу почти стемнело — лишь впереди, в просветах, ещё жил день.

Чёрной тенью на фоне этих просветов мелькнул тяжело перелетающий с дерева на дерево здоровенный глухарь весом не меньше десяти килограммов. Взмыл немного вверх, прицеливаясь на ветку — и вдруг тяжело рухнул в подлесок. Длинная стрела с раздвоенным наконечником ударила его под левое крыло.

Еле слышно зашуршала палая листва под чьими-то быстрыми и осторожными шагами. Между деревьев в свете угасающего дня появились двое мальчишек.

Это были Ротбирт и Вадим. Анлас держал в руке свой тяжёлый страшный лук, Вадим — пистолет и нож.

Нагнувшись к глухарю, Ротбирт с усилием выдернул стрелу, осмотрел, обтёр и, не глядя, вбросил в тул. Потом с довольной усмешкой перебросил глухаря Вадиму — тот поймал тяжёлую тушку и ответил такой же довольной ухмылкой.

Мальчишки зашагали прочь — с таким видом, словно охотились в своей личной усадьбе.

* * *

Пока не стемнело окончательно, они успели отмахать два километра, отделявшие перелесок от холмов. Уверенно побежкой, плечо в плечо, поднялись на один из них — и так же синхронно замерли — плечо в плечо. Ротбирт еле слышно выдохнул в изумлении — и Вадим его понимал, если честно.

Через узкую долину текла река. И она, и рощи по её берегам уже погружались в в темноту, но ещё можно было различить и оценить и красоту этого места — стадо оленей на водопое...

Мальчишки стояли — Ротбирт опираясь на лук, Вадим — руки в бока — пока не стемнело совсем. Только тогда они начали неспешно спускаться вниз...

...Этой ночью, лёжа у догоревшего костра и прислушиваясь к ночным звукам, мальчишки говорили. Ротбирт рассказывал свою прошлую жизнь. Раньше как-то не получалось, хотя слов у него на языке и у Вадима в уме уже хватало, чтобы рассказ стал внятным...

...Его первые воспоминания были связаны со льдом, снегом и низким, негреющим солнцем. После гибели вождя переселения с Анласа — кэйвинга Аларди Бурра, Аларди Ревущего, народ анласов вёл его брат, Эшефард. Шли уже не первый год — пробиваясь через торосы, пересекая ледяные поля, форсируя прозрачные до хрустальности реки, на дне которых лежало золото. Некоторые племена-зинды шли ближе к берегам Ан-Марья, и за серыми волнами, лизавшими чёрные песчаные берега, иногда виднелись берега покинутой родины. Опытные корабелы были среди анласов, но лес не рос на этой земле. И не жил никто, кроме снежных чудищ, белых волков, куропаток, да оленей. Выросло поколение, не видевшее деревьев, не знавшее лета!