— Да, мы вас не убили, — кивнул он. — Часом живите. Живите. Растите. И — как вырастете! — то убивайте нас. Когда сможете. Когда совесть позволит... Пошли отсюда Рыси. Нечего на них смотреть...
... Богдан догнал Олега, шагавшего в середине цепочка, уже когда они прошли версты три от веси. Радостно улыбаясь, он протянул старшему другу данванскую куртку зеленовато-серой расцветки:
— От то! Держи! Как по тебе, я прикинул, твоя-то уж и вовсе в ремки стала, а мертвому она без нужды...
— Уйди, — сквозь зубы процедил Олег. И, оттолкнув Богдана, ускорил шаг.
Йерикка отыскал Олега почти сразу. Тот ушёл от лагеря вверх по скалам и сейчас стоял в нише на какой-то небольшой площадке, прислонившись лбом к граниту и упершись ладонями по обе стороны головы. Широко расставив ноги... Йерикка перешёл на шаг. Вольг казался ему человеком, которого вот-вот расстреляют. Сходство было до такой степени жутким, что Йерикка оглянулся, положив ладонь на пулемет.
Конечно, никого рядом не было. И Олег, услышав быстрые мягкие шаги, оттолкнулся ладонями, поворачиваясь;
— Это ты... — рыжий горец увидел отчужденное лицо, белые губы, темные круги под глазами:— Чего пришёл?
— Увидел, что ты убежал, — Йерикка пожал плечами, сел на камень. — Забеспокоился...
Олег вдруг искривил губы и, резко повернувшись всем телом, отрывисто и громко заговорил — это было так неожиданно, что Йерикка даже пошатнулся на камне:
— Хватит врать! Забеспокоился он! Как же! Разве мы умеем беспокоиться за кого-то? Жалеть умеем?! Мы только убивать умеем — правда, отлично... вот ты и заволновался: куда там делся лучший снайпер племени?!. Всё вранье! Все былины врут! Мы по шейку в крови идем, в своей, в чужой, вот и все дела! Мы захлёбываемся этой кровью, а впереди — только смерть! Я не боюсь умереть, но я не желаю умирать в грязи!
— Плохо тебе? — тихо спросил Йерикка. — Мне тоже гадко. Как вспомню, ЧТО я хотел делать... Только кровь не грязь, ты не путай.
— А! Да! Конечно! — Олег то ли засмеялся, то ли всхлипнул. — Давай, говори мне правильные слова, чтобы я построился в колонну по два и с песней замаршировал в атаку! Ты же умеешь красиво говорить! Ты там, около вельбота, так здорово пел! Что же молчишь-то, философ х...в?!
— Я? — Иерикка не пошевелился. Ветерок ерошил его волосы. — Жду, что ты ещё скажешь. — Йо-мое! — от этих простых слов Олег затрясло. — Что ещё?! Ну на! Мы не люди! Мы перестали быть людьми!
Йерикка совершенно спокойно кивнул головой:
— Верно.
— Мы убийцы!
— Верно!
— Мы звери!
— Нет.
От этих размеренно падающих, похожих на свинцовые шары серо-равнодушных слов Олег потерялся. Йерикка смотрел на него с интересом и без сочувствия. Молчание длилось почти минуту, и рыжий горец сказал:
— Я не услышал ничего нового. А будь мы зверями, никто из НИХ не ушел бы из веси. Тебя привели в такое возбуждение прописные истины войны?
— Ты!.. — Олег шагнул вперед, сжав кулаки. — Не смей усмехаться, слышишь!? Чертова ищейка, что, да как, да почему... Чего ты сюда приперся?! Я тебя звал?! Я тебя просил?!
— Я уже сказал, что беспокоился за тебя, — не меняя позы, пояснил Йерикка. — Убери руки, я не стану с тобой драться.
— Ну и... — Олег облизнул губы. — Тех двух девчонок застрелил не ты?.. Молчи, молчи, а я пойду. Ухожу я. И пошло оно все... И не пробуй меня задержать!
Йерикка покачал головой:
— Да нет, зачем... Иди. Ты нам ничего не должен. Дойдёшь, думаю... Только вот Рысье Логово обойди стороной.
— Угрожаешь?! — резко спросил Олег и напрягся, как большой и страшный хищный зверь. Йерикка усмехнулся углом жесткого, прямого рта:
— Зачем... Просто я не думаю, что тебе будет приятно смотреть в глаза Бранке. Хоть она и тоже девчонка. А впрочем — дикая славянка, что тебе до нее...
Казалось, что Олег все-таки бросится на горца. Но — удержался, только сузил глаза:
— Бранка... да что она знает о том, какая тут война, что может знать?!
И тогда Йерикка, отвернувшийся было в сторону, посмотрел в лицо Олега. И спросил с удивленным презрением:
— А ты хочешь, чтобы она что-то об этом знала?!. Мне-то казалось, что ты сюда пошел, чтобы защитить ее от этого знания!.. Да ты и впрямь струсил, Вольг. Я-то думал, что ты просто устал, как и я, а ты... — он помедлил, смерил побледневшего, опершегося на выступ скалы Олега долгим взглядом и закончил уже с откровенные презрением: — Ты струсил! И предаешь не только нашу землю — но и СВОЮ любовь!
Они стояли, глядя друг на друга. Потом Олег поднял ладони к лицу и отвернулся. Плечи его задрожали, и голос, и когда он вновь заговорил, прерывался:
— Мы все умрём... мы умрём... мы все будем лежать среди камней... а они будут ходить вокруг и смотреть, как мы гнием... мы не сможем победить.
«Мы уже победили», — хотел сказать Йерикка, потому что это была правда. Сказать — и уйти, потому, что с трусом не о чем разговаривать.
— Вольг, — вместо этого осторожно и мягко спросил он, — ты так боишься умереть?