Я иду искать. История вторая

Олег оглянулся на сосновый лес. До него было не больше ста сажен. Бросок — и ни один черт не найдет их в чаще. А дальше... дальше — свобода. Жизнь. Кто их осудит за это? Ведь иначе погибнут все... а так спасется хоть половина четы... Хоть половина!

«И ты», — услышал Олег беспощадный, хорошо знакомый ему голос, Голос совести; голос мертвого.

«Да, и я! Я вызвался добровольцем, я полез по этим скалам, я десять раз мог погибнуть — как Хмур, или в бою! Так неужели я не заслужил жизнь?! Мне и пятнадцати нет! Я хочу жить! Я хочу вернуться домой, я хочу Бранку обнять! Я...»

«Бранка плюнет тебе в лицо, если узнает, как ты спасся. А что до ос­тального... выходит, ты на это пошел, спасая свою жизнь?»

«Да! И свою!»

«Вот именно — И.»

Олег тихонько сплюнул. Йерикка покосился на него:

— Ты что?

— Ничего, — сердито ответил Олег. Йерикка тронул друга за плечо:

— Не сердись.

— Ерунда, — ответил Олег. — Что там у нас?

* * *

Стрелки обо всем догадались. Да и трудно было не догадаться — вельбот завалило взрывом, палатки лежали, рысью они вернулись за гребень.

— Часом другим числом припожалуют, — тоскливо заметил Рван. Он сидел на лафете и тер икры. — То ли на скалы махнуть?

— Теперь догадаются, — Йерикка осматривался, — и снимут всех... Нашумели мы. Жаль, не знаю я здешних пещер.

— Так как станем? — Святомир, сам того, наверное, не замечая, провел языком по губам. Йерикка усмехнулся:

— Пока отдохнем. Ну а потом, — он потянулся и зевнул, ляскнув зубами, — потом мы, очевидно, умрем.

Интерлюдия: «В темноте»

Темнота впереди... Подожди!
Там стеною — закаты багровые.
Встречный ветер, косые дожди,
И дороги, дороги неровные...

Там чужие слова, там дурная молва.

Там ненужные встречи случаются,
Там сгорела-пожухла трава,
И следы не читаются — в темноте!

Там проверка на прочность — бои.

И туманы, и ветры с прибоями.
Сердце путает ритмы свои,
И стучит с перебоями...

Там чужие слова, там дурная молва.

Там ненужные встречи случаются,
Там сгорела-пожухла трава,
И следы не читаются — в темноте!

Там и звуки, и краски — не те,

Только мне выбирать не приходится?
Очень нужен я там, в темноте...
Ничего — распогодится!

Там чужие слова, там дурная молва,

Там ненужные встречи случаются,
Там сгорела-пожухла трава,
И следы не читаются — в темноте![36]

* * *

Отдаленные звуки кувикла донеслись до сидящих за разбитыми орудия­ми парней.

— Похоже, Резан оплакивает брата, — вслушавшись, заметил Йерикка.

— А вот интересно — собрать бы ансамбль ваших народных инструментов и забацать хэви-рок, — неожиданно даже для самого себя заявил Олег. — Мне кажется, получилось бы круто.

Все вежливо покивали, хотя даже Йерикка едва ли понял, о чём идет речь. Потом Рван принес охапку коробок с пайками и, усевшись на мох, начал их потрошить, вываливая консервные банки, упаковки галет, пакетики с черт-те-чем...

— Вообще-то поесть не мешает, — поддержал его молчаливые действия Йерикка. — Святомир, разожги костёрчик, может, успеем еще.

— Я схожу за водой, — вызвался Олег. Йерикка подтолкнул к нему армейский шлем с выдранным амортизатором:

— Держи, сойдет за котелок. И не бойся, не взорвётся.

Помахивая каской, которую он держал за ремень, Олег отправился на поиски ручейка. Он сам удивлялся себе — до гибели оставались какие-то минуты, может быть, а ему было совершенно все равно, словно смерть — это и не самое страшное, что может приключиться с человеком.

Искать долго не пришлось — прозрачный ключ бурлил в щели меж двух глыб. Тоненькая струйка с хрустальным звоном падала в выемку, выбитую в мокром граните, поросшем мхом.

Мальчишка подставил шлем под струйку и напился сам — оказывается, он уже давно чертовски хотел пить, внутри всё спеклось в комок. Вода оказалась ледяной и необычайно вкусной...

...Солнечный луч, упав откуда-то из облаков, зажег золотые искры в струе родничка. Всего один луч — а небо тут же заволокло вновь. Но это могло означать лишь одно — погода начинает катастрофически улучшаться.

Олег выругался длинным матом, глядя в небо. Потом взял шлем и напра­вился к своим. Но тут же остановился. Странно — ему почудилось, что его ок­ликают. Или нет, не то... не окликают... а что-то... Он осмотрелся, испытывая все то же ощущение — словно уловил краем уха крик и не можешь понять, откуда он донесся. И не голосом его звали — оклик прозвучал где-то прямо в мозгу, и не словами, а... вот черт, и понятий-то таких нет!