Я иду искать. История вторая

Свята земля, не свята — иль в пиру, иль в бою...
На ней не найти ни Эдема — ни даже Сезама...
Но Маленький Принц покидает планетку свою,
Как, будь он большим, покидал бы свой каменный замок...

Он держит в руках окончанья священных границ,

Стоит, каменея в потоках стремительной жижи,
И небо над ним опускается ниже и ниже,
И чёрные тени ложатся у впалых глазниц...

...В слепой крови, прокушена губа!

Ему б давно сказать — мол «не играю!»,
Но... солнышко не светит самураю
За гранью полосатого столба.

Обрывками приставшая к спине,

Душа его по краешку прошита
Нервущимися нитями бушидо — 
И этого достаточно. Вполне...

В ночи Гиперборея не видна...

Стрихнином растворяется в стакане
Печаль твоя, последний могиканин...
Так вырви же решётку из окна!

Из сердца заколдованных трясин,

Где мутная вода под подбородок,
Летучий dream болотного народа
К подножию рассвета донеси!

А в час, когда полночная звезда

Взойдёт на полог млечного алькова — 
Налей себе чего-нибудь такого,
Чтоб не остановиться никогда...

А потом ты уснёшь — и, быть может, увидишь ещё,

Как медленно солнце встаёт, разгибая колени,
И Маленький Принц покидает свои укрепленья,
Горячим стволом согревая сырое плечо.

Взойдёт над миром полная Луна — 

Прекрасна, но — увы! — непостоянна...
Забудьте обещанья, донна Анна.
Не стойте у открытого окна.[38]

* * *

В комнатах пещерной базы — в более поздние, очевидно, времена, уже не, гитлеровцами — были сделаны немаленькие запасы продуктов, боеприпасов и оружия. Впрочем, из последнего Гоймир, вздыхая, решил взять только третий по счету «утес», пообещав волхву, выведшему проводить чету, заглянуть поз­же. Помимо всего прочего, Сновид «починил» Святомира так же легко, как чир­кают спичкой и благосклонно выслушал желание горцев отправиться к Перуновой Кузне.

— Тут трое суток пути, — предупредил он, — а по реке лучше не сплавля­ться — данваны совершают облеты.

Длинными переходами он вывел, чету к прятавшемуся под речным обрывом гроту — в него приходилось пролезать сквозь узкую щель, которой кончался коридор. Снаружи шел снег — падал наискось в струях ветра, делая их видимыми и живыми, похожими на белесых змей. Бледное, светило солнце — скоро оно и вовсе перестанет подниматься высоко... Черные, ледяные даже на вид, воды Вороньей текли внизу, и мальчишки плотнее запахивали плащи

— Спускайтесь, — указал на воду Сновид,— и пусть с вами будет Среча и благословение богов и навьев.

Он поочередно поцеловал каждого из ребят в лоб, никого не выделяя, даже Йерикку не задержал. И лишь Олега придержал-таки рукой за плечо, глядя ему в глаза своими — яркими и проницательными.

Но и ему ничего не сказал.

* * *

Грозу натянуло откуда-то с юга, даже с юго-запада, от океана. На фоне сплошного, клубящегося фронта туч вспыхивали — страшно, заливая все вок­руг металлическим светом — ветвистые молнии. Снег, шедший последние сутки, мгновенно улегся, его сменил ожесточенный ветер. Гроза еще шла над Вороньей, и было видно, как молнии вспарывают воду. До грозового фронта остава­лось еще верст десять, но он приближался с бешеной скоростью, особенно жуткий в сумерках вечера, и грохот разрядов просто-таки пугал, хотя Олег и не боялся грозы. Резан шептал молитву — такую Олег впервые услышал от Бранки за Сохатым Перевалом, в начале лета, почти полгода назад. Йерикка стоял, опершись на пулемет, прищуренными глазами меряя грозу, словно сопе­рника в схватке.