Я иду искать. История вторая

На нестерпимо ужасную секунду Олегу подумалось, что они с Богданом убили своих. Но справа зашипел фальшвейер, да и «ночное зрение» вернулось к Олегу — он, кстати, не сразу сообразил, что в бою не видел. То ли от нап­ряжения, то ли от неожиданности, то ли еще от чего... Никто не стрелял из шевелящейся тенями темноты. И Олег видел трупы на полу — трупы, совсем не похожие на трупы горцев.

Потом ребята подошли ближе — медленно, настороженно держа своих противников на прицеле. Убитые были одеты в хорошо знакомые Олегу монолитные и многоцветные комбинезоны — в такой был одет убитый им в самом начале похода разведчик хобайнов. Судя по всему, и это были они тоже.

Ближе всех на каменном полу корчился в луже крови примерно ровес­ник Олега. Его ливневик валялся у стены. Тромблон, срикошетировав, попал ему в живот и разорвался, выхлестнув внутренности на пол. Перебирая их окровавленными ладонями, хобайн твердил безостановочно:

— Ой мама, ой мама... — на белые скулы от фальшвейера ресницы — длинные, загнутые, почти девчоночки — отбрасывали острую тень.

— Хобайны, — с отвращением сказал Богдан. — А там-то смотреть станем?

Олег кивнул. Он бы с удовольствием не пошел сюда вообще, чтобы не слышать обморочного, полного боли и тоски, шепота. Умирающий был похож на Холода — как похожи все здоровые, выросшие в заботе и любви дети славян. И разве вина этого парня, что о нем заботились и его любили злейшие вра­ги его народа?! «Когда же это кончится?! — закричал Олег внутри себя. И холодно ответил сам себе: — Когда они — или мы — погибнем все.»

Второй — это в него Олег попал из автомата, кучно, в грудь — был по­старше и лежал, вытянувшись в струнку, посреди коридора. Один глаз убитого остался сощуренным, на второй упала челка. Последний валялся шагов за де­сять дальше — Богдан попал ему в пояс и это он катился под уклон; впро­чем, уже мертвый. Сейчас он замер, вывернув шею, словно пытался оглянуться через плечо...

Богдан достал из ножен меч.

— Слушай... — Олег поморщился.

— Что? — Богдан посмотрел на него спокойными, ясными глазами.

— Нет, ничего, — Олег отвернулся и пошел обратно, туда, откуда все еще ше­птал тихий голос:

— Ой мама, ой мама...

Вжих... храк! Мимо Олег прокатилась голова — вверх по коридору Бог­дан катил ее ногой с каким-то задумчивым видом.

— а тут что-то... — нерешительно заметил он, вдруг останавливаясь: — Они нам встречь шли. По что бы так?

— Погоди, — Олег встал на колено рядом с умирающим хобайном. Тот больше не шептал — он приоткрыл глаза и смотрел на Олега неожиданно злым, яростным взглядом. Молча. И Олег смотрел ему в глаза, не следя за руками... и опомнился лишь когда услышал хлопок, а из раскрывшейся левой ладони уми­рающего ему под бок, в лужу крови, скатилась граната.

— Получай, сволочь... — выдохнул хобайн. И закрыл глаза вновь.

Безошибочный инстинкт бросил Олега в сторону. Он закрыл голову руками, успев увидеть, как Богдан рухнул, словно подрубленный — ногами к месту взрыва. Коротко ухнуло. Ударило по стенам градом осколков.

— Живой? — спросил Олег, приподнимаясь. Богдан неподалеку поднял фальшвейер:

— А то... Храбрый был, что ни говори!

— Была, — стеклянно ответил Олег. — Это девчонка, — и вдруг он закричал, ударив кулаком по камням: — Да что же это такое, твою мать?! Девчонка! Я снова убил девчонку! — он колотил кулаком в камень, пятная его кровью, и почти плакал: — Я снова убил девчонку, девчонку, девчонку! Да когда же это кончится?! Почему я еще живой?!

Богдан стоял рядом. Он был полон жалости к старшему другу и даже убитой. Славяне всячески оберегали своих женщин и девушек от участия в войне, считая, что это ни в коем случае не женское дело. Но вот их враг, похоже, придерживался иного мнения.

— Не знал ты, — насупленно сказал Богдан, положив ладонь на плечо Олега, — она ж в нас стреляла, что уж...

— Почему я?! — зло ответил Олег. — За что мне такое?! Ведь это — ДЕВЧОН­КА! Я ненавижу убивать, я ненавижу эту войну, я себя ненавижу!!!

Богдан сел рядом, заглянул в лицо Олегу. Неловко попросил:

— Да ладно... ну что ты?

Олег спрятал лицо меж ладоней. Вздохнул и тоскливо сказал:

— Как же я домой хочу...

— А то, — ответил Богдан. — В обрат пойдем?

— Веди дальше, — Олег встал на ноги...

...Дальше по словам Богдана все время надо было идти прямо, и мла­дший двинулся следом за Олегом, который перебрался в центр коридора. Бо­гдан шел по левой стене и думал: «А верхом-то еще гроза не ушла, — он взглянул на тяжелую громаду потолка, невидимую, но ощущавшуюся всей сво­ей каменной толщей. — Про что там Вольг раздумался? Й-ой, не свезло ему — девку убил...— он вгляделся в спину друга, который шагал впереди. — А вот идет он, да и не помыслит, что я его люблю. Не помыслит, не знает, а я и не скажу никогда, потому... так потому, что глупо с языка звучит. Дев­кам так-то говорят, ну — родным еще, не другу. Может стать, он знает, то ж правда — люблю. Не то что родителей, не то что... — он даже про себя не осмелился назвать имя ЕЕ, — не то! Иначе вовсе...».