Я иду искать. История вторая

— Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю
Я коней своих нагайкою стегаю, погоняю...
Что-то воздуху мне мало — ветер пью, туман глотаю, — 
Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю!

Чуть помедленнее кони, чуть помедленней!

Вы тугую не слушайте плеть!
Но что-то кони мне попались привередливые — 
Я дожить не успел, мне допеть не успеть...

Я коней напою, я куплет допою — 

Хоть мгновенье еще постою на краю...[29]

Гостимир действительно пел «под Высоцкого» — в сто раз лучше, чем все, кого из подражателей слышал Олег на Земле. Он придал своему звонкому мальчишескому голосу хрипотцу и странно акцентировал отдельные звуки: «обр-р-рыва, пр-ропастью, кр-раю, па-а са-ама-аму, ч-то-та, па-а-амедлен-н-нее, й-а, ма-га-новенье...» Получалось красиво и бесшабашно-привлекательно, слова завораживали...

— Сгину я — меня пушинкой ураган сметет с ладоней,
И в санях меня галопом понесут по снегу утром, — 
Вы на шаг неторопливым перейдите, мои кони,
Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту!

И мы успели: в гости к Богу не бывает опозданий, — 

Да что ж там ангелы поют такими злыми голосами?!
Или это колокольчик весь зашелся от рыданий,
Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани?!

Чуть помедленнее, кони...

...Кончилась песня. Молча, притихшие, расходились спать ребята. Сделав необходимые дела, Олег отыскивал место, куда можно прилечь — и почти случайно заметил на фоне ненастного неба стоящего горца. Солнце на миг про­било тучи, силуэт сделался черным, и Олег не смог понять, кто это. Кто смотрит через горы на восток, в сторону Вересковой?

Олег поднялся к стоящему. Он не собирался окликать или беспокоить парня, но узнал Богдана, и коснулся его плеча:

— Ты что?..

Мальчишка, быстро повернулся. В его глазах поблескивали так и не про­лившиеся слезы.

— Ну? — неохотно спросил он.

— Ветер... простынешь, — глупо ответил Олег. Богдан повел плечами и снова повернулся туда, где за пеленой непогоды скрывались вечно буранные верши­ны гор. — Куда ты смотришь? — спросил Олег. Богдан наклонил голову и ска­зал глухо:

— Дом там. Дом. И мама.

* * *

Почему Йерикка проснулся — он сам не мог толком понять. Сперва ему показалось, что зачем-то встал Олег, ну и разбудил его. Но землянин спал на спине, дыша открытым ртом — вырывались облачка пара.

Йерикка чуть приподнялся на локте, вглядываясь и вслушиваясь. Все бы­ло как обычно. Сеялся мелкий дождик, оседал на плащах, лицах, волосах. Пахло мокрыми кожей, шерстью, железом и потом. Кто-то тихо застонал. Кто-то отчет­ливо сказал: «Не стану, не хочу.» Йерикка буркнул себе под нос ругательст­во и уже собирался вновь улечься, когда увидел мелькнувшие у выхода из ложбинки фигуры. Раз... два... Он напрягся, во рту стало сухо, ладонь легла на пулемет. Ну, где же вы?.. Думаете, подловили?.. Он приготовился толкнуть Олега...

...но не сделал этого. Потому что больше никто не появился. А еще через секунду Йерикка понял, что фигуры эти не приближались к лагерю, а уд­алялись от него.

— Интересно, — одними губами сказал Йерикка, поднимаясь и доставая свой «парабеллум». «А где же Рван, где часовой?» — подумал он, уже перешагивая через спящих и подбираясь к тому месту, где дежурил Рван. Его не было.

Йерикка нагнулся. Кое-где на мокрых мхах отпечатались следы — двух пар кутов. Рван и еще кто-то из ребят покинули лагерь. Зачем?

Но об этом Йерикка думал, труся по следам. Он разозлился. Как Рван посмел бросить спящих товарищей — легкую добычу для врага?! Он что, вы­жил внезапно из ума?!

Беглецы спешили — Йерикка увидел их минут через десять. Да и то — до них оставалось саженей сто, двое карабкались по осыпи. За спинами у них висели крошна, и Йерикка все понял, а заодно узнал второго — это был Хмур. И плюнул. Не от злости, не от презрения, а с досады и жалости. И, по­вернув налево, пустился уже не рысцой, а прыжками, безошибочно прыгая по мокрым камням...