Я иду искать (СИ)

Нагло командует Игнат, обрубая мои жалкие попытки ему возразить, и так же нагло распластывает меня по столешнице. Накрывает мощным тяжелым телом, заводит запястья назад, набрасывается с жалящими поцелуями-укусами.

Терзает, надавливая на хорошо изученные и нанесенные на воображаемую карту моего удовольствия точки. Наказывает за боль, что причинила ему и себе. И одновременно освобождает. Вытаскивает такое безумное, дикое, пошлое из недр души, что мне на минуту становится страшно.

А потом становится все равно. И на оглушительные стоны, которые вырываются из моей груди. И на летящий вниз со стола графин. И на остывающий в фарфоровой чашке кофе.

Лишь бы Крестовский не останавливался. Лишь бы не останавливался…

Глава 26

Я ненормальный псих, но зато я помню точно:

Ты любишь Alpen Gold клубничный, а я молочный.

(с) «Минус на минус», С. Драгни.

Игнат

Кап.

Капелька соленого пота стекает по виску и приземляется на полированную поверхность стола, ставшего безмолвным свидетелем нашего с Лилей безумия. Кончики пальцев покалывает острыми иглами, внутри черепа долбят отбойные молотки, а в грудине ломит так, что трудно дышать.

Разноцветные круги, желтые, красные, синие, плавают перед глазами. К ним присоединяются маленькие и большие бабочки, в этот рисунок также вплавляются бело-золотистые искры. И я медленно моргаю, не в силах их прогнать и справиться с опутавшей туловище слабостью.

Сглатываю. Переключаю внимание с абстрактной пестрой картины на вполне реальную Аристову, все еще распластанную по столешнице. Веду ладонью вдоль ее выпирающих позвонков и замираю около поясницы, впитывая охватывающую девушку крупную дрожь.

Любуюсь совершенной сливочной кожей. Все еще тону в наркотической эйфории и блаженно жмурюсь от ленивой истомы, зная, что откат обязательно наступит позже.

Близость размазала нас обоих подобно безжалостному многотонному катку. Перемолола органы в однородное крошево. Превратила прочные кости в тягучее желе. И оставила пряное послевкусие с едва уловимой горчинкой.

— Живая?

— Ага.

Все еще прислушиваясь к собственным ощущениям, я помогаю Лиле отклеиться от стола и снова к ней прикипаю. Прижимаю к себе крепко. Утыкаюсь носом в шею. Дурею от запаха наших духов, перемешавшихся с потом и страстью. Вновь и вновь изучаю изгибы ее идеального тела. И пропадаю.

Проигрываю и битву, и войну. Подписываю акт о безоговорочной капитуляции на ее ребрах. Ставлю ярко-фиолетовый штамп рядом с ключицей. И захожу на новый виток выпрыскивающейся в кровь одержимости.

Желание присвоить впаянную в мое тело девушку пробивает потолок и укореняется в воспаленном мозгу. Не успокоюсь, пока не сделаю ее своей безраздельно.

— Только не говори, что мы не должны были. Ладно?

Дремавшее до этого чутье сигнализирует о произошедших в напрягшейся Аристовой переменах, и я вместе с ней цепенею. Прикусываю мочку ее розового уха и готовлюсь крушить баррикады, которые она неизбежно будет выстраивать.

Всегда выстраивала.

— Ты и сам это знаешь лучше меня.

Фыркает. Задерживается в моих руках на десять секунд дольше, чем разрешила себе, и все-таки избавляется от плавящих ее кожу прикосновений. Не стесняется наготы, красивая. Прислоняется бедром к столу и начинает заплетать косу, прочесывая влажные спутанные волосы дрожащими пальцами.

— Ну, хоть утверждать, что это не повторится, не собираешься?

Смеюсь, напарываясь на ее гневный полосующий взгляд, и невозмутимо иду поднимать разбросанные по всему кабинету вещи с пола. Торжественно вручаю ей измятые в хлам предметы гардероба, снова впиваюсь зубами в притягивающую меня, словно магнит, жилку на ее шее и только потом одеваюсь сам.

— Провожать не надо.

Кое-как разгладив топ, больше похожий на жеваную тряпку, роняет Аристова. Роется в своей сумочке, выуживает влажные салфетки и наспех стирает чернеющие на веках и на щеках разводы, служащие единственным напоминанием о некогда безупречном макияже. Гордо вскидывает подбородок и так же гордо удаляется, переступая через валяющиеся у нас под ногами осколки стекла.

Только я все равно ее провожаю. Выныриваю вслед за ней в приемную, где тихо сидит молчаливая, выдрессированная на случай любых форс-мажоров Анечка. Хлопнув дверью, выпадаю в коридор и вклиниваюсь плечом в зазор, не позволяя створкам подъехавшего лифта закрыться.

Захожу в металлическую клетку, заставляя пространство между нами искрить и схлопываться, и нависаю над Лилей, упирая ладони по обе стороны от ее головы. Хищно веду ноздрями, смакуя дурманящий аромат, и придвигаюсь еще ближе, уничтожая последние миллиметры между нами.

Благо наше уединение никто не нарушает. Все, кто хотел, уже давно умчались на обед и сейчас поглощают или сливочный крем-суп из шампиньонов, или режут ножом поданный с клюквенным соусом стейк, или терзают вилкой низкокалорийный салат без вкуса и запаха.

— Игнат…