Лиля
В ванной мелодичными перезвонами шумит вода, я заплетаю Варе косы и витаю мыслями далеко от Москвы. Напеваю тихонько себе под нос незатейливую мелодию и отчего-то чувствую себя лет на восемь моложе. Как будто мне только исполнилось двадцать, передо мной распахнуты любые двери, а в мире нет ни предательства, ни подлости, ни лжи.
В груди робким бутоном зреет умиротворение, каждая клеточка наполнена невероятной легкостью и отчаянно хочется подниматься ни свет ни заря поутру, встречать рассвет с кружечкой ароматного травяного чая и, может быть, даже записаться на занятия по йоге, которые я сто раз откладывала. Замещала чем-то более срочным, мчалась в офис и разгребала, разгребала, разгребала завалы из электронных писем, скопившихся на почте.
Соорудив у дочки на голове вполне сносную прическу, я целую малышку в макушку и заключаю в объятья. Во мне сейчас столько нежности, что с лихвой хватит на нас двоих и с огромным запасом останется повзрослевшему Крестовскому. Мною сейчас можно раскрасить пару десятков холстов, подсветить не одну аллею, напитать энергией пару высоток.
— Мамочка, а мы пойдем в парк аттракционов с дядей Игнатом?
— Пойдем.
— И мороженое кушать будем.
— И мороженое, и сладкую вату, и малину.
— Здорово!
Издав радостный клич, Варвара спрыгивает со стула и бежит в свою комнату за рюкзаком. С минуты на минуту ее должна забрать Лия и отвезти в студию бальных танцев, где моя малышка делает небольшие, но уверенные успехи. У меня же будет примерно полчаса, чтобы спокойно позавтракать, проводить Креста и приступить к новому заказу — организации концерта пока что неизвестной, но весьма перспективной рок-группы.
Улыбнувшись самой себе, я неторопливо иду в коридор, проверяю, нет ли заломов на Варином любимом бирюзовом платье, и с чистой совестью отпускаю дочку. Напоследок еще раз целую ее в висок и по традиции желаю ей ни пуха ни пера.
Хочется парить. Отталкиваться носочками от пушистых облаков и взмывать все выше и выше.
— Доброе утро, Лиль.
С Игнатом мы сталкиваемся на кухне, и у меня моментально пересыхает во рту. Из одежды на нем только спортивные черные штаны, низко болтающиеся на бедрах, по фактурному торсу неторопливо сползают капельки воды, а мокрые после душа волосы взъерошены и торчат в художественном беспорядке. И я могу, не таясь, рассматривать это великолепие, гулко сглатывать скопившуюся слюну и взволнованно поджимать пальцы ног.
Сейчас, в эту конкретную секунду, на этих квадратных метрах все настолько идеально, что становится страшно. Невольно начинаешь ждать подвоха, когда все так гладко и хорошо.
— Я сегодня буду занят. С контрактом надо разобраться, к отцу сгонять, давно обещал. А завтра мы втроем мотнем в пиццерию, или в кино, или в парк. Хорошо, Лиль?
Стерев полотенцем лишнюю влагу, мягко спрашивает Крестовский и невесомо мажет губами по моим губам. Гладит ладонью алеющую щеку, трется носом о нос и заставляет едва утихомирившихся бабочек в моем животе заполошно носиться по хаотичной траектории.
— Хорошо.
Согласно кивнув, я быстро сооружаю нам завтрак из самой обычной глазуньи, помидоров и тостов и жадно наблюдаю за тем, с каким аппетитом Игнат поглощает пишу в то время, как моя порция безнадежно стынет в тарелке.
— Не скучай без меня.
В два счета расправившись с едой, снова целует меня Крест и исчезает в общем холле, второпях натянув измятую футболку и просунув ступни в кроссовки. Я же устраиваюсь в кресле, поджав под себя ноги, и тону в переполняющих меня эмоциях. Подушечками пальцев трогаю кожу, которая хранит следы прикосновений Игната, и глупо так, счастливо улыбаюсь.
На столе в чашке остывает недопитый какао, лежит нетронутой яичница, а я подскакиваю, когда воздух разбивает трель дверного звонка.
Игнат вернулся? Что-то забыл? Или решил просто пожелать мне хорошего дня?
С громко колотящимся сердцем я опрометью несусь через весь коридор, представляя, как повисну у него на шее и буду бормотать какую-нибудь бессвязную ерунду. Сшибаю флакон с духами с трюмо, спотыкаюсь и застываю на пороге, врезаясь в отрезвляющую реальность.
— Сережа? Привет.
— Ждала кого-то другого?
— Нет. Конечно, нет. Что ты.
Нескладная ложь отравленным булыжником падает с языка, придавливая хрупкие мечты, и я принимаюсь слишком демонстративно приглаживать растрепанные волосы. Одергиваю край домашней серой футболки. Не знаю, куда деть предательски дрожащие руки.
— А чего не предупредил, что прилетаешь сегодня? Я бы приехала в аэропорт.