Пока мы втроем поднимались по трапу на корабль, большие белые снежинки посыпались еще гуще, и это зрелище не могло вселить в меня хоть какое-то душевное спокойствие.
Илайджа чуть было не направился обратно к поджидавшему кабриолету, как вдруг впервые заметил название нашего корабля — зазубренные черные буквы неясно проступали сквозь снежную пелену:
«КОРОЛЕВА ДИК»,
БЫВШИЙ «ОЩИПАННЫЙ ГОЛУБЬ»
Офицер в дождевике, широком, как маленькая палатка, пошел нам навстречу, выкрикивая невыразительным голосом зазывалы:
— Группа мистера Илайджи Траша — сюда, господа, проходите вперед!
— Но капитан, — голос Илайджи громко загудел над водой, — корабль, на котором я забронировал места, должен был называться
И не сделал больше ни шагу.
— Но это же один и тот же корабль, мистер Траш, — возразил офицер и, поставив ноги вместе, отдал Миму честь. Затем довольно тихо, так, чтобы слышно было только Илайдже, он сказал: — Впрочем, я не капитан корабля — он с нетерпением ждет вас и вашу группу за своим, разумеется, столом… Пожалуйте сюда, сэр. Вы, безусловно, на том самом судне, и, прошу вас, забудьте о путанице в названиях. Можно, я понесу младшенького? Вид у него совсем измотанный.
— Это было бы чрезвычайно любезно с вашей стороны, благодарю вас, — заговорил Мим в своей великосветской манере, — ибо я не знаю ни одного малыша на всем белом свете (не считая Принцев в Тауэре[12]), который пережил бы в последнее время такие же злоключения, как мой любимый правнук — мы, близкие, сэр, называем его Райским Птенчиком…
Пока он трепал языком, я неожиданно бросился наутек и побежал вниз по трапу, как вдруг Мим помчался за мной и грубо потащил наверх, не переставая при этом болтать с офицером, несшим теперь на плечах Птенчика.
Почти в ту же минуту мы услышали, как убрали трап, и все сирены завыли разом. Да, мы скоро должны были выйти в открытое море, а я не имел никакого опыта мореплавания и был уверен, что захвораю и помру.
Нас провели в просторную, хорошо освещенную каюту и принесли спиртного Илайдже и мне, а также нагретого виноградного сока — Райскому Птенчику, который напоминал трупик, плавающий в соленой морской воде.
— Никому на свете невдомек, с какой радостью я покидаю этот невыносимый город, — говорил мне Илайджа, когда к нам подошел другой офицер и низко поклонился.
— Вы, конечно же, капитан, — Илайджа протянул руку.
— Нет, к сожалению, должен вас разочаровать, мистер Траш, но капитан, натурально, ждет вас в банкетном зале… Если вы туда направитесь, то окажете нам поистине великую честь. Мистер Траш, извольте взять меня под руку — мы должны известить о своем прибытии…
— Я взял билеты на корабль
Отворилась большая ослепительно-оранжевая дверь, и мы очутились на пороге каюты, казавшейся шире самого парохода. Перед нами накрыли великолепный праздничный стол для множества гостей, с пылающими свечами и охапками цветов, какие я видел только на пышных похоронах — повсюду сновали хлопотливые слуги. Было душно от аромата цветов и запаха жареного мяса.
В центре стола сидел человек в маске. Я предположил, что это капитан, хотя почему он в маске, не имел ни малейшего понятия.
— У меня все же дурное предчувствие, — Илайджа повернулся ко мне, освободив ладонь из руки офицера. — Я больше не подозреваю — я уверен, что мы сели не на тот корабль…
— Значит, твои страхи были в высшей степени напрасны, единственный мой ангел! — донеслось до нас хорошо знакомое низкое контральто, с лица «капитана» упала серебристая маска, и мы увидели под ней древние черты Миллисент Де Фрейн — всемирно известной наследницы. — Ты впервые в жизни сел на нужный корабль! — сообщила она Илайдже.
Илайджа Траш мгновенно метнулся к выходу и попытался прорваться мимо сдерживавшего офицера.
— Надень на него наручники, Белсайз, если он еще хоть раз попытается покинуть корабль, — обратилась она к помощнику, и офицер отвел Илайджу обратно к Миллисент.
Тут я почувствовал, как судно покачнулось. Испугавшись, что у меня начнется морская болезнь, я нетвердой походкой направился к банкетному столу и без приглашения сел в четырех или пяти шагах от Миллисент, привычно натиравшей руки розовой водой.
Сложив ладони рупором, Миллисент воскликнула, словно обращаясь к многолюдному собранию в большой комнате:
— Это наш с Илайджей свадебный пир!
Резким поворотом головы и взмахом руки она указала, чтобы Мима и Райского Птенчика подвели и усадили рядом с ней. Их буквально перенесли по воздуху четверо мужчин, в которых я сразу узнал тех юношей, что вечно дожидались во внешнем коридоре на Пятой авеню.