Я – инквизитор

Андрей (рефлекторно) принял свободную стойку, напрягся и взглядом «остановил» Пашерова. Тот застыл в пяти шагах (позади тотчас выросли телохранители) и с долей удивления разглядывал Ласковина. Андрею показалось, что Пашеров не очень-то понимает, что его подтолкнуло.

Сделав полшага навстречу (расслабься!), Андрей ухитрился выдавить улыбку. Спиной он ощутил близость отца Егория, и это прибавило уверенности.

— Мы знакомы? — отрывисто спросил Пашеров.

— Заочно, — ответил Ласковин, почему-то стараясь не смотреть Пашерову в глаза.

Отец Егорий слегка подтолкнул Андрея, и тот, шагнув в сторону, представил:

— Отец Егорий Потмаков!

Игорь Саввич качнул большой головой, но руки не протянул. Пашеров — тоже.

Телохранители сосредоточили внимание на Ласковине. Профессионалы!

— Наслышан, — выдержав напряженную паузу, отозвался Пашеров. — Детское общежитие, верно?

— Приют, — поправил отец Егорий.

— Анатолий Иванович! — позвал один из «покинутых» чиновников.

— Простите! — спохватился Пашеров, метнул напоследок в Ласковина пронизывающий взгляд: «Что ты знаешь?», развернулся четко, как курсант на строевой, и ушел. Телохранители сомкнулись, закрыв мешковатую фигуру господина депутата.

— Ну как? — одними губами спросил Ласковин. Отец Егорий, сжав кулаки, мрачный, напряженный, глядел куда-то за спину Андрея. Ласковин тронул его за руку:

— Да?

— Да! — сказал Потмаков. — Он!

И что дальше?

Вывернувшееся негативом лицо Пашерова возникало перед мысленным взором Ласковина, стоило ему закрыть глаза. Но сама мысль о дьяволе здесь, в этом великолепном зале, в толпе «важных» лиц и господ, облеченных властью, на «великосветском» приеме, в сиянии многоярусных люстр, отражавшихся в сотнях бокалов, — сама мысль об этом была так же неуместна, как плесень на стенах или трясущий лохмотьями юродивый на снежно-белой скатерти длинного стола. То есть поговорить о сатане можно и здесь. Но не всерьез же!

— Пойдем, Андрюша, — сказал отец Егорий. — Пойдем.

Да, надо уходить. Ласковин взял рюмку с чем-то прозрачным, проглотил, не закусывая, выдохнул… и резко обернулся.

Так и есть. Пашеров смотрел прямо на него сквозь мелькание гостей. Ласковин увидел: господин депутат что-то шепнул наклонившемуся «сопровождающему»…

«Ну давай! — подумал Андрей с огненной яростью. — Спускай кобелей! Дадим жирным просраться!»

Но телохранитель даже не удостоил его вниманием. Ушел куда-то в сторону.

— Андрей! — поторопил отец Егорий, которому было уже невмоготу оставаться здесь.

И Ласковин ушел. Так и не дав поработать выделившемуся адреналину.

А ведь, если верить медикам, это очень вредно.

Глава двадцать первая

Андрею был нужен совет. Совет человека, которому можно доверять и который мог бы взглянуть на ситуацию иначе, чем он сам. Таким человеком мог бы стать отец Егорий, но иеромонах, как догадывался Ласковин, сам запутался в ситуации.

Зло не было для Потмакова абстрактным понятием, как, например, для Ласковина. Игорь Саввич воспринимал дьявола как реальную силу, такую же реальную, как, например, мороз. Или болезнь.

А вот схема борьбы, которая была ему навязана отцом Серафимом, была отцу Егорию глубоко чужда. Священник командует: «Ату его!» — и верные христианству уничтожают отступника… Это, может, подходило для католических пастырей, но для истинно верующего православного священника — просто нож в сердце.

Было от чего растеряться отцу Егорию. Поэтому и молил он Господа денно и нощно: вразуми!

А вот Андрею такая ситуация казалась вполне нормальной. Зло для него воплощалось в конкретных субъектах. И этих, конкретных, он готов был давить, не щадя сил. Не убивать — этот порог ему переступить было трудно, хотя в «снах» своих он убивал не раз. Кстати, может, поэтому Андрею было так трудно лишить человека жизни в своем обычном состоянии? Не убить, но сделать так, чтобы мерзавец уже не мог издеваться над слабейшим. Настоящий воин презирает боль. Настоящий воин будет драться со сломанной рукой, с разорванной селезенкой. Но настоящий воин не станет вымогать деньги у женщины. Или пытать заложника ради паршивой тысячи баксов. Сделай мерзавца полуинвалидом — и он превратится в пустое место. Так полагал Ласковин, понимая, впрочем, что всю шваль не передавишь.

Потому он готов был бить в центр, в источник. Пусть ему скажут: вот враг! И он сделает.

Отец Егорий доказал, что он может направлять руку Андрея. Но он больше не хотел ее направлять! Черт побери! Это было нечестно! Это было неправильно! Отец Егорий сказал: «Убей тварь!» И Ласковин убил. Тварь, вампира, убил. И другую тварь он тоже убьет! Если Потмаков скажет: убей!

Но Игорь Саввич сказал только: «Да, это он». И все. Прошел целый день, а они даже ни разу не поговорили. Иеромонах попросту не хотел говорить о Пашерове. Почему? Слабость? В это не верилось. Андрей не знал никого, кто был бы так же силен духом, как отец Егорий.

Вспомнилось Ласковину: «и дан тебе пес!» Неужели «двойник» все-таки прав? Или это то, что сам отец Егорий называет «искушением»?

Вот поэтому Андрею и нужен был совет. И он знал, кто может ему помочь.