– И как же звать тебя, человек? – тоже усмехнувшись, но отнюдь не добродушно, поинтересовался отец Егорий.
– Потмаков Игорь Саввич. А если покороче – господин Потмаков.
– Ну, ну.– Отец Егорий поскреб волосатый затылок.– И за каким лешим ты, господин Потмаков, припожаловал?
Двойник встал и легким шагом пересек кухню, расточая запах дорогого одеколона. Ростом он не уступал отцу Егорию, но двигался быстрей, пружинистей. И фигура у него была стройной, без обозначившегося живота. Хотя, может быть, дело было в костюме.
– Мы, настоящие люди,– произнес двойник глубоким баритоном,– склонны думать о вас, сотворенных, с пренебрежением. Когда я говорю «мы», то, разумеется, имею в виду и себя.– Двойник, остановясь, качнулся с носков на пятки и обратно, поправил и так безукоризненно уложенные волосы и снова заходил от стены к стене. Кухня была ему явно тесна.– Но,– продолжал двойник,– презрение не кажется мне чувством, достойным культа. Поэтому я здесь. И беседую с тобой как с равным.
– Изыди, сатана! – сказал отец Егорий и перекрестился.
Двойник не исчез, но улыбаться перестал. Шагнув к отцу Егорию, он снял очки и заглянул тому прямо в глаза.
– Сатана – тут! – сказал он спокойно и постучал пальцем по лбу отца Егория.
Тот оттолкнул двойникову руку, но двойник тут же быстро потрепал его по волосатой щеке и строго произнес:
– Будет туго, скажи: «Власть Господня!»
– Да кто ты? – гневно вскрикнул отец Егорий.
– Я ангел твой, дурак! – проговорил гость насмешливо и, отпустив отцу Егорию в лоб щелчка, исчез.
А в сенях пискнула дверь, и на кухню вошли двое.
«Ну вот,– подумал отец Егорий с некоторым даже облегчением.– Теперь – все!»
Людей на своем веку Игорь Саввич перевидал всяких и потому безошибочно признал посетителей. И угадал: слова бесполезны.
Тот, что помоложе, сразу подступил к отцу Егорию, схватил за бороду татуированной клешней и, не произнеся ни звука, треснул в висок.
Кровь Игоря Саввича вскипела. Ростом и силой он превосходил обидчика, и хотя давно уж не дрался на кулачках, а за себя постоять когда-то мог. Пудовый его кулак с широкого замаха нацелился в криво сросшуюся переносицу. Но недруг не отступил, даже бороды не выпустил, просто отклонился в сторону, чтобы кулак отца Егория прошел мимо рябой щеки. Отклонился и… Игорь Саввич согнулся пополам от боли, получил еще раз, коленом в лицо, и обеспамятел…
…чтобы очнуться от ужасной муки, пронзившей до самых костей!
Отец Егорий задергался, закричал, захрипел, закашлялся от едкого духа сожженных волос, разлепил веки и узрел около своего лица докрасна нагретую кочергу. А за ней – пустые глаза и ящеричий безгубый ротик.
Ожог на груди полыхал болью. Игорь Саввич даже не сразу ощутил, что руки его до хруста заломлены назад.
– Деньги, старик,– сказал безгубый.– Отдай деньги или умрешь!
– Нет у меня денег! – прошептал отец Егорий.– Монах я…
– Есть! – сказала ящерица, поднеся к его носу пышущий жаром металл.– Есть, мы знаем. И тебе они не нужны!
– Нету,– прошептал Игорь Саввич, прикрывая глаза от близости раскаленного железа.
– Дом покупаешь,– выдохнул ему в ухо второй.– Значит, есть! Копец, жги!
– Есть! – прошипела ящерица, оскалив золотозубый рот.
Конец кочерги с шипом прижался к скуле отца Егория.
Он закричал, задергался, забил ногами.
– Деньги! – прямо в ухо – тот, что держал. Снова зашипела кочерга.
– Нет… – уже без голоса хрипел Игорь Саввич. Он провалился в беспамятство, выныривая от страшной боли, опять теряя сознание…
– Деньги! – вопил тот, что сзади.
– Нет! – сипел отец Егорий под шип сжигаемого мяса.
Вдруг стало тихо, и в наступившей тишине равнодушный голос произнес:
– Погоди, Копец. Инструмент остыл.
Игорь Саввич открыл слезящиеся глаза и увидел, как его мучитель, подбросив в печь белое березовое поленце, положил в топку кочергу.
– Господи, помилуй,– прошептал отец Егорий, и слезы побежали по его черным щекам.
«Господи, помилуй, воистину тяжек мученический венец!»
– А здоров ты, дед! – с уважением сказал стоявший за спиной.– Или так деньги любишь?
– А кто их не любит? – отозвался золотозубый, поворачивая в огне кочергу.– У кого деньги – у того и власть!
Отец Егорий облизнул сухим языком помертвевшие губы.
– Власть Господня,– прошептал он, внезапно вспомнив.
Ничего не произошло.
Золотозубый, надев рукавицу, вынул кочергу из печи, постучав по жести под зольником, сбил прилипший пепел, посмотрел вопросительно на отца Егория.
– Молчишь? – спросил без выражения.
И приложил кочергу к правому боку Игоря Саввича.
Напрягшийся, ожидающий боли, отец Егорий, к своему удивлению, боли не ощутил. Напротив, ощутил приятную прохладу. Будто ветер овеял его раны.
«Спасибо, Господи!» – мысленно поблагодарил он.
И тут увидел стоящего поодаль коренастого бородача в кожаных штанах, заправленных в красные сапоги, в длинной рубахе, вышитой красным по вороту, подолу и швам и перехваченной в талии узким поясом.