Я – инопланетянин

– Думаю, ты потерял женщину. Я знаю, что такое любовь, и помню, что значит ее потерять. Когда я был молод… – Его глаза затуманились, словно полированный агат зрачков покрылся росой. Потом он произнес: – Ты человек, Хранитель, и я человек. Нельзя прожить жизнь, не ведая волнений сердца, не одаряя любовью и не принимая ее, не мучаясь, не страдая… Такая жизнь скучна, как свиток бумаги, на коем не написано ни слова. А твой свиток не пуст. Нет, не пуст!

Протянув руку, Аме Пал коснулся моего колена. Елаза его снова стали живыми и блестящими.

– Время идет, свиток разворачивается, и будет в нем написано все, что приготовила тебе судьба. Даже боги подчиняются карме… Твой кармический путь тяжел, но разве, пройдя через множество воплощений, ты не получишь достойной награды? И разве память о пережитом, о твоих возлюбленных и друзьях, не будет с тобою навечно?

Может быть, ты вспомнишь и меня, твоего недостойного собеседника…

Я киваю, а он продолжает говорить, снимая с моего сердца груз печали. Голос его негромок; он уже не смотрит на меня, а будто размышляет вслух, глядя на темную воду в бассейне:

– По-разному уходят люди. Одни – в покое и мире, другие – в тревоге за близких, оставшихся беззащитными, третьи – в отчаянии и страхе, но это простительно: не всякая душа желает покинуть тело и покориться неизбежному. Уходят без боли или в страданиях, рвут жизненную нить одним ударом или пилят тупым лезвием, мучаясь сами и мучая других… Но и в этом нет греха; жизнь – великое сокровище, и только владеющий им решает, когда пришла пора расстаться. Плохо, когда уходят с ненавистью. Там, на западе, – он вытянул руку к афганской границе, – рвутся жизни тысяч людей, и там бушует ненависть. Она надвигается, как туча, темная туча, что затмевает свет моей обители. И так – год за годом… – Аме Пал покачал головой и повернулся ко мне: – Скажи, та женщина, которую ты вспоминаешь, ушла без ненависти?

– Да. В страхе, тревоге, отчаянии, но без ненависти.

– Значит, она возродится человеком, и, если написано в свитке судьбы, ты ее встретишь. – Он сделал ритуальный жест. – Я буду молиться, чтоб это свершилось. А ты, Хранитель, будь внимателен: узнай ее, не пропусти…

Лицо Ольги всплыло передо мной, шевельнулись в улыбке губы, сверкнула полоска зубов, и я внезапно понял, что прощен. Прощен не за то, что случилось, а за свое бессмертие, могущество и знание – за все, что охраняло меня, отгораживало от земной реальности, с которой Ольга была слита, как водяная капля с океаном.

– Не пропущу! – выдохнул я. Потом спросил: – Ты говоришь, что люди уходят по-разному, в тоске и в мире, в покое или в страхе… Как уйдешь ты?

Глаза Аме Пала весело блеснули.

– Об этом мы узнаем, когда мой свиток развернется до конца! Я узнаю и ты! Непременно!

– Как?

– Что-нибудь придумаю. Там, – он поднял к небу лицо, – скитаются души праведников, целые сонмы душ, а еще – боги, асуры, будды… Вдруг найдется такой, который передаст тебе привет? Я попрошу.

– Зачем просить? Ты сам праведник, – сказал я, и мы заговорили на другие темы. Потом он ударил в гонг, велел мальчишке-послушнику нести ужин, молоко, творог и кашу из проса. Я ел, и впервые за эту неделю пища не горчила на моих губах.

ГЛАВА 13 БАКТРИЙСКАЯ ПУСТЫНЯ Конец одиннадцатого дня . Двенадцатый день и ночь тринадцатого

Розовый коллоид, затянувший рану в животе Сиада, уже не пенился, а оседал, темнея и уплотняясь на глазах. Кровь перестала течь, дыхание выровнялось, но кожа казалась неестественно бледной, словно натертой белилами. Разглядывая его физиономию, с которой сползла темная маска, я удивлялся, с каким мастерством ее изваяли: губы полноваты, нос широковат, челюсти массивны, но все слегка, чуть-чуть, дабы выдержать паритет между негроидными и европейскими чертами. Искусная лепка! Будь он порумяней, смог бы сойти за швейцарца или баварца, а посмуглее – за уроженца Неаполя или Сицилии… Сейчас, сменив оттенок, как хамелеон, он лишь отдаленно походил на настоящего Сиада ад-Дага-ба, телохранителя суданских президентов. Того Дагаба, чьи фотографии и файлы предъявили мне в моем моравском домике.

Интересно! А самое интересное, станет ли это новостью для Жиля Монро?

Макбрайт, присевший рядом с раненым, похлопал его по щекам и поднялся.

– Будет жить! Вернее, функционировать.

– Андроид? – сухо поинтересовался я.

Фэй вскрикнула и отступила на шаг, прижав к губам ладошку. Джеф окинул ее насмешливым взглядом.

– Да, андроид. Органоробот. Помните, я вам рассказывал? Про биоплант, обернувшийся в моей корпорации органоплантом… Вот эта штука. – Наклонившись, он прикоснулся пальцем к розовой массе. – Органоплант, да кости, да немного мозгов и кое-какие новые органы вроде центров пигментации и регенерации… И вот перед нами слуга и защитник, сильный, стремительный, покорный и практически неуязвимый! Ну, что скажете, приятель?

– Скажу, что я наделен полномочиями эксперта СЭБ, а это значит, что я представляю власть. Здесь. В данный момент.