Я. Истории из моей жизни

Эти четыре были хорошие картины, но из-за тусклости четырех предыдущих я, вероятно, стала персоной нон-грата в независимых кинотеатрах. Я снималась в «Празднике» на заем от РКО, которая жаждала от меня отделаться и предлагала мне «Цыплят мамаши Кэри», мной отвергнутых. Мы заключили договор: я плачу 75 000 долларов РКО, а она дает свое согласие на то, чтобы я сделала «Праздник» для «Коламбии». Гарри Кон («Коламбия») предлагал мне 150 000 долларов.

Итак, в тот период я стала «кассовой отравой». Владельцы независимых кинотеатров поставили меня первой в черном списке. Я действительно опускалась все ниже и Ниже. «Праздник» был завершен.

Когда мое нелучшее положение дел стало известно, Гарри Кон не мог сплавить «Праздник». Бедный Гарри. Спрашивая «Что неладно с Кэтрин Хепберн?», он уже замышлял другую картину в двадцати четырех частях. Я отсоветовала ему снимать: «Оглянись вокруг! И наверняка услышишь — почему!»

Потом я решила, что мне лучше вернуться на Восточное побережье и сыграть в какой-нибудь пьесе или сделать еще что-нибудь.

Незадолго перед этим «Парамаунт» прислал мне сценарий и предложение о гонораре в десять тысяч долларов. Со ста пятидесяти-то тысяч! Я позвонила на студию. Рассыпалась в извинениях. Сказала, что их предложение единственное, которым я на данный момент располагаю. Но сценарий, как ни жаль, мне не понравился.

Говарда мой отказ очень огорчил. Ему страшно хотелось, чтобы я приняла предложение «Парамаунта». Я же считала, что это было бы большой ошибкой. Он очень придавал значение тому, что о нем говорят люди. Ему казалось, что я огорчена своей неудачей, но это было совсем не так. Конечно, это имело какое-то значение, но не настолько серьезное, чтобы влиять на мои действия.

Я считала, что Г.Х. не прав. А он считал, что не права я.

Говард и я были, конечно, странной парой. Думаю… как бы это сказать? Думаю, что он, сам того не желая, нашел во мне очень подходящего компаньона. Да и я считала его вполне подходящим. Чего греха таить — среди незанятых мужчин он был самым умным, так же как я — среди незамужних женщин. Мы были колоритной парой. И закономерно, что мы были вместе, хотя теперь мне кажется, что мы были слишком схожи. Мы были родом с одной улицы, так сказать. Мы выросли вольными. Обоим нам было присуще безумное желание прославиться. Мне кажется, что это было главным в наших характерах. Те, кто хотят стать знаменитыми, в сущности, одиноки. Или должны быть таковыми.

Конечно, я чувствовала, что безумно влюблена в него. И думаю, что он испытывал ко мне точно такое же чувство. Но когда встал вопрос: «Как нам теперь поступить?» — я поехала на Восток, а он остался на Западе. Мы были вместе приблизительно три года. Самолюбие убивает любовь, или это была все-таки только влюбленность?

Я посоветовала всем моим работникам остаться с Г. X.: «С ним вам будет гораздо лучше, чем со мной». Так они и поступили — остались с Г. X. Это был конец 1937 года — начало 1938-го.

Мне казалось, что я нахожусь в очень странной ситуации. Да, я снялась в нескольких очень серых картинах. Но потом в четырех по-настоящему хороших, но проку от них не было. Хотя прок-то был, но не такой, как нам представлялось. Вот почему я почувствовала, что мне следует глотнуть свежего воздуха. В корне изменить обстановку.

И теперь, оглядываясь, я должна признать, что совершила, по-моему, умный с профессиональной точки зрения шаг и не позволила личному брать верх.

Я не хотела выходить замуж за Говарда. Он мне нравился, был яркий, интересный. Интересной была и его жизнь. Но я, вероятно, была слишком поглощена своей неудачей, и мне было крайне важно поправить свое положение.

Я отправилась в Фенвик в пору цветения садов. Стоял июнь, погода была божественной. Чтобы поиграть в гольф или теннис, поплавать или покататься на лодке, нужно было только желание. Семья в полном сборе. Весело. Разговоры, разговоры… Много спорта. Никто не знал, насколько неудачны мои дела, поэтому не было ни расспросов, ни пересудов.

Папа, конечно, знал, что я на финансовой мели. Но поскольку он давно для себя решил, что работа в театре и кино очень ненадежное занятие, это внезапно наступившее затишье не удивило его.

Однажды раздался телефонный звонок, и голос Филипа Барри из штата Мэн произнес:

— Есть идея. Надо поговорить.

— Чудесно, — сказала я. — Я в Фенвике. Подъезжай… Хорошо… Завтра было бы как нельзя кстати… Да, к чаю. Хорошо.

Он приехал. Я уже говорила, что на чай у нас собиралось много гостей, и Филип наконец сказал:

— Нельзя ли где-нибудь уединиться? Мне хотелось бы поговорить с тобой тет-а-тет.

Мы вышли на пирс и сели там. Фил сказал, что в моей ситуации есть два варианта: один — отец и дочь; второй — «Филадельфийская история». Последнее показалось мне более приемлемым.

Фил уехал, а спустя несколько недель прислал черновой вариант первого действия.

Я прочла. Восхитительно! В основном это было почти то же самое, что получалось, когда мы ее ставили на сцене.