Я. Истории из моей жизни

Мне здорово повезло, что я знала его.

Говард Хьюз

Теперь надо немножко вернуться назад и рассказать о том, что случилось на картине «Сильвия Скарлетт». Снимал ее Джордж Кьюкор, в главой роли — Кэри Грант, в роли моего отца — Эдмунд Гвенн. Значительную часть картины мы отсняли по ту сторону Транкас-Бич в Калифорнии. Джордж и я по очереди устраивали роскошные пикники на природе, еду к которым поставляли нам из дому. Ленч на пятнадцать — двадцать человек. Мы накрывали длинный стол, и на него выставлялось все, что привозили из дому Луис и Рэнгхилд Прайсинг и моя экономка Джоанна Мадсен: суп, горячий или холодный, салаты, какое-нибудь горячее мясное блюдо и, разумеется, мороженое. Фантастика!

Однажды в небе, прямо над нами, очень долго кружил аэроплан и потом приземлился на пятачке в поле — совсем недалеко от нас.

Кто бы это мог быть? Кто, черт возьми, а?

Кэри Грант воскликнул:

— Это мой друг Говард Хьюз!

Я была несколько поражена, потому что до меня дошли слухи, будто Хьюз жаждет со мной познакомиться. И он, вероятно, решил сделать это именно таким образом. Я бросила на Кэри Гранта суровый взгляд, и мы все приступили к еде. И ни разу не взглянула на Говарда.

Какая выдержка!

Следующий этап. Я играла в гольф и с профи в «Бель-Эйр Кантри Клаб».

Мы вот-вот должны были закончить игру. Вдруг — звук летящего аэроплана. Говард приземлился практически нам на голову. Ему пришлось подогнать грузовик, чтобы вывезти самолет с игрового круга. Надо сказать, что это дало нам передышку. Мне его поведение показалось дерзким и нахальным. Руководство клуба было в ярости. Говарда Хьюза это нисколько не обескуражило. Мы закончили игру, и я сказала:

— Вас куда-нибудь подвезти?

Он ответил положительно, и я отвезла его в отель «Беверли-Хиллз».

В следующий раз — примерно спустя два месяца — я узнала из газет, что Говард в Бостоне. Я играла там в «Джейн Эйр» — пьесе Элен Джером. Жила в отеле «Риц». Спектакли шли в театре «Колниэл». Говард поселился в той же гостинице.

По-видимому, мне было одиноко, потому что в тот первый вечер мы с Говардом в компании с кем-то еще ужинали после спектакля. Лишнее подтверждение истины, что упорство города берет. Ужинали мы и в следующий вечер — вот так…

Говард Хьюз был странный парень. Умница, с по-настоящему тонким умом, но страдал глухотой — в очень серьезной форме. Сказать же «пожалуйста, говори со мной громче — я плохо слышу», вероятно, стеснялся. Поэтому, если в разговоре участвовало больше двух человек, большую часть разговора он не понимал. Это было трагично. Но переломить себя он не мог. У меня был хороший друг, некто Рассел Давенпорт, тоже глухой. Но он всегда заранее предупреждал: «Говори громче, пожалуйста, — я плохо слышу». Истинная драма для человека, имеющего какой-нибудь физический изъян, — объявить о нем вслух. Признаться в нем. Тот, кому это говорится, вовсе не удивляется. Он или она просто-напросто начинает говорить громче. И думает о том, как здорово, что сам он — не глухой. Мне думается, что этот его недостаток постепенно разрушал жизнь Говарда, сделав одиноким.

Он последовал за нами на гастроли. Мы играли в Чикаго. Я жила в гостинице «Амбассадор». Говард снял номер там же. Да, на том же этаже, что и я. Да, вы совершенно правы — как же иначе. Газеты начали склонять нас в заголовках: «Хьюз и Хепберн не сегодня завтра поженятся». Я не могла выйти в город, чтобы меня не преследовали. Мой номер находился на девятом или десятом этаже. Однажды я воспользовалась пожарной лестницей, чтобы не идти через вестибюль. Я добралась до первого этажа и увидела одну из тех запасных лестниц, на которую достаточно ступить, чтобы она под тяжестью вашего тела сама опустилась вниз. Я шагнула на нее, но она почему-то не опустилась, и мне пришлось перебираться обратно на пожарную лестницу, а потом снова карабкаться по ней, теперь уже наверх, в результате чего я вновь оказалась в собственном номере.

Говард сопровождал меня в гастрольном турне: Детройт — Кливленд — Чикаго. Он все свое время сидел на телефоне, потому что он мог слушать, разговаривая по телефону. Наконец турне закончилось, мы вернулись в Калифорнию и стали жить в его доме, который своей тыльной стороной выходил на гольфовую площадку клуба «Уилшир Кантри». Это было здорово, потому что достаточно было перепрыгнуть через заборчик — и пожалуйста, играй не хочу. У Говарда была служанка по имени Беатрис Даулер. Она великолепно готовила. Именно она рассказала мне, что, когда на обед приходят гости «определенного сорта», она сажает их за стол с дешевой фарфоровой и стеклянной посудой, а после окончания обеда всю эту посуду она (Беатрис) разбивает, осколки же выбрасывает на помойку.

Я не совсем понимала, зачем это делалось. Однажды я сказала Говарду: «Мне кажется, что, если бы ты выбирал себе друзей более тщательно, тебе не пришлось бы бить так много посуды».

Итак, мы жили на Мюрфилд-роуд. Моя повариха Рэнгхилд и ее муж Луис Прайсинг также заботились о нас. Моя экономка Джоанна Мадсен — тоже и, разумеется, Беатрис.