Я — из контрразведки

— Что значит древний?

— Государем императором Николаем Первым прапрадеду пожаловано потомственное дворянство.

Климович засмеялся. Это было неприлично, но он не мог сдержаться. Этот новоявленный дворянин не имел о русской истории ни малейшего представления.

— Вы что окончили, полковник?

— Чугуевское пехотное, ваше превосходительство, по последнему разряду.

— Хорошо, докладывайте, что вас привело так поздно… вернее, так рано, — Климович подошел к напольным часам в углу и застрекотал цепями, поднимая гири механизма.

Скуратов изложил свои предположения.

— Вы полагаете, что вопрос собутыльника о постах выведет нас на подполье? — с сомнением осведомился Климович.

— Я уверен.

Климович пожал плечами:

— Приведите доводы.

— У меня их нет.

— И вы хотите, чтобы под это «нет» я выделил вам филеров для наблюдения, а их наперечет, и разрешил использовать транспорт?

— Я уверен в успехе, — упрямо повторил Скуратов. — Если ошибусь, готов нести любое наказание. Ваше превосходительство, я вас как честный человек предупреждаю: если вы мне сейчас откажете, я к барону пойду. Делайте со мной что хотите.

— Вы в самом деле пытаете людей молотком? — вдруг спросил Климович.

— Да! — не опуская глаз, отчеканил Скуратов. — И горжусь тем, что у меня хватает нервов. Я не интеллигент, ваше превосходительство.

— И мать у вас была? — хмуро спросил Климович. — Идите, я сейчас распоряжусь, чтобы вам дали транспорт и филеров–наружников.

К десяти часам утра Скуратов выяснил следующее: Коханый живет на Таможенной, на втором этаже дома, в котором помещается магазин художественных принадлежностей. Снимает комнату у хозяина дома и магазина Боруха Акодиса, работает в портовом заводе, имеет доступ к военной технике. К делу Воронкова и Гаркуна не причастен.

Эти данные ни о чем не говорили, ни о каком подполье тут и речи не было, и, если оно действительно существовало, для выяснения этого необходимо было заняться Акодисом и Коханым всерьез. Это требовало времени и серьезной работы. К часу дня Скуратов сильно заколебался, но слово не воробей, как известно, генералу обещано подполье. Нет подполья — старик, чего доброго, на фронт закатает, с него станется… И так уже не скрывает неприязнь и волком смотрит, особенно после появления этого беломанжетника Крупенского. Тоже фрукт! Надо еще посмотреть, что к чему…

Скуратов томился в пролетке, непривычный штатский костюм тяготил его. Лохвицкая, которая ему подыгрывала, изображая не то уличную проститутку, приглашенную на час, не то постоянную любовницу, злилась на такую непристойную роль, злилась на Скуратова и готова была публично выцарапать ему глаза — просто так, по–бабьи. И он это чувствовал, видел и назло каждую минуту прижимал ее к себе. Она едва сдерживалась, чтобы не ответить ему серией тяжеловесных пощечин. И вдруг в половине второго на тротуаре противоположной стороны улицы появился офицер. Он шел развалистой, явно усталой походкой, похлестывая себя по голенищу сапога стеком. На него бы и внимания никто не обратил, но офицер остановился, снял фуражку и ожесточенно поскреб себе пятерней голову.

— Ничего себе, — протянула Лохвицкая. — Совершеннейший хам, вроде вас. Я уже видела его в ресторане. И в суде, — вспомнила она.

— Но, но! — озлился Скуратов. — Я попрошу… без сравнений.

— Да это же Зотов! Из харьковской «чрезвычайки», — ахнула Лохвицкая. — Тогда в ресторане… — она осеклась, вспомнила о Крупенском и поняла, инстинктивно почувствовала, что сейчас лучше промолчать.

— Врешь! — Весь псевдолоск сразу слетел со Скуратова.

— Вы идиот! — процедила Лохвицкая. — Вы видите, он вошел в магазин?

— А что тогда, в ресторане? — вдруг опомнился Скуратов.

— В ресторане? — Она сделала непонимающие глаза. — А–а, он аплодировал Плевицкой.

— Подождем еще десять минут, — решил Скуратов. — Если никто больше не придет, оцепим квартал и возьмем всех, кого найдем внутри дома.

Скуратов установил наблюдение за домом Акодиса в десять утра. Он не знал, что в девять к Акодису пришел Марин, чтобы договориться о деталях операции по изъятию ценностей, которая была назначена на вечер. Пришел, все обсудил и собрался уходить, но заметил на другой стороне пролетку с Лохвицкой и Скуратовым и понял, что появились они здесь, выследив Коханого. И не ушел. Со стороны черного хода и двора тоже торчали филеры–наружники. Положение складывалось совершенно безвыходное. И вот в этот самый, очень отчаянный момент в подсобку ввалился Зотов и объявил Марину, хмурясь:

— Книга… если ты понимаешь, о чем речь, не обнаружена. Сделать ничего не смогли. Тебе просили передать: ма–кси–мум… — он с трудом выговорил это слово, — осторожности…

— Спасибо, — сказал Марин, — а теперь выгляни в окно.

Зотов выглянул и побелел. Засуетился и схватился за кобуру.