Я — из контрразведки

Квартира номер шесть находилась на втором этаже. В массивной многофиленчатой двери было четыре замка. Марин присвистнул: «Ничего себе!» — и достал ключи.

— Послушайте, что там, внутри… — попросила Лохвицкая.

Марин прижался к дверям:

— Тихо… — он повернулся к ней и перекрестился. — Ну, дай бог, — он сделал это так естественно, не думая, что сам себе удивился, словно кто–то незримый ненавязчиво и незаметно подсказывал ему нужные слова и движения. Он вставил ключ наугад, в средний замок, крутанул, что–то щелкнуло, и двери поползли.

Это была большая барская квартира, комнат, наверное, на десять–двенадцать, никак не меньше. Лохвицкая шла уверенно, безошибочно сворачивая из коридора в коридор.

— Вы были здесь? — не удержался Марин.

— Нет, — ответила она шепотом. — Нет! Чутье, как у сеттера, — вот и все.

Перед дверью в конце коридора прислушались. Марин облегченно вздохнул: отчетливо доносился легкий ритмичный храп. Видимо, Рюн был во власти сладких утренних снов.

Лохвицкая осторожно нажала на створку двери.

— Останьтесь здесь, вы подстрахуете меня в случае чего…

В глубине комнаты, в алькове, раскинулся на огромной кровати в стиле Людовика XVI маленький человек в полосатых ночных кальсонах. Он крепко спал. Зинаида Павловна медленно подошла к кровати, села на стул и долго, не мигая, вглядывалась в лицо спящего. Через его левую щеку шла красная полоса — след от шва подушки. Он разрумянился, из–под аккуратной щеточки усов с хрипом вырывалось сильное дыхание. Зинаида Павловна опустила руку за корсаж. Матово блеснул вороненый ствол браунинга. Спящий пошевелился. Зинаида Павловна осторожно тронула его стволом пистолета и отодвинулась.

— Что?! — приподнялся Рюн. Выражение его лица менялось на глазах. Вначале ошеломленное, потом растерянное, когда же он увидел дуло браунинга, стало ясно, что Рюн едва сдерживает панический ужас.

— За насилие над неповинными людьми, — сказала Зинаида Павловна, — вы приговорены к смерти.

— Нет, — одними губами прошептал Рюн. — Н–н–ет! — На одной нескончаемой ноте завопил он и в то же мгновение негромко хлопнул выстрел, второй, третий…

Рюн поперхнулся, осел, по подушке поползла вязкая струйка крови и тут же впиталась в белый батист наволочки. Зинаида Павловна спрятала пистолет и вышла из комнаты.

— А стоило ли? — с упреком спросил Марин. — Огромный риск.

— Каждый негодяй должен получить возмездие, — жестко возразила Лохвицкая. — А этот — тем более!

Вышли на улицу. Шофер продолжал посапывать во сне. Несколько мгновений Марин раздумывал, потом подошел к шоферу и точно рассчитанным движением сдавил пальцами его шею с двух сторон, под ушами. Выволок из машины, втащил в подъезд, взвалил на плечи и бегом поднялся на второй этаж. Здесь он вошел в квартиру, положил шофера на коврик в прихожей и аккуратно притворил за собой дверь. Он знал: раньше, чем через 20—30 минут, парень вряд ли очнется. Зинаида Павловна уже сидела в автомобиле. Марин включил зажигание и нажал акселератор. Впереди был Севастополь, штаб Врангеля. Впереди было главное…

Примерно через два часа после этих событий в кабинет Дзержинского вошел начальник оперативного отдела Артузов. В руке он держал бланк телеграммы и с трудом сдерживал волнение.

— Вот. Я только что получил это. Читайте… — сказал он с усилием.

— «Рюн убит агентом врангелевской контрразведки Лохвицкой, — вслух прочитал Дзержинский. — Зотов».

Дзержинский положил телеграмму на стол:

— Вы чем–то взволнованы, Артур Христианович?

— Я не совсем понимаю, что же, собственно, произошло?

— По–моему, ничего особенного. Просто Марин выполнил первую часть своего задания. Вы не согласны? — Дзержинский едва заметно улыбнулся.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. У ВРАНГЕЛЯ

Третий день они жили на окраине поселка, в доме связника врангелевской контрразведки. Лохвицкая знала к нему пароль. Во двор выходили только глубокой ночью, подышать. В погребе было холодно и смрадно. От тяжелого запаха гнили Лохвицкую постоянно подташнивало. Хозяин два раза в день приносил еду и подмигивал по очереди: сначала Марину, потом Зинаиде Павловне. Каждый раз он произносил одни и те же слова: «Этой ночью». По его сведениям, части генерала Слащева на этом участке фронта должны были с минуты на минуту перейти в наступление, и вот третья ночь заканчивалась, а белых все не было. Марин начал нервничать:

— Вы уверены в этом типе?

— Вполне. Он оказал нам серьезные услуги и участвовал в расстрелах.

— Может быть, попытаемся перейти линию фронта самостоятельно?

— А если попадем под обстрел? Пройти на стыке красных, точно выйти к нашим — здесь одних глаз и чутья мало, Владимир Александрович…

Он и сам понимал, да, мало. Но сидеть вот так, сложа руки, было не в его правилах. Он все время искал выхода, искал и не находил. Под утро отчаянно заскрипела входная дверь. Хозяин нарочно держал ее несмазанной, чтобы никто не мог тихо войти и застать врасплох. Марин и Лохвицкая услышали топот сапог, судя по всему, в горницу ввалилось человека четыре.