Я из тех, кто вернулся

– Ножками, ножками шевелите, а не языками. Выше коленочки, ребятки. Сейчас от вас пар пойдет.

– Сейчас б-бу-у-дет, к-как в Сочах!

Матиевский коротко хохотнул. Из окопов стали приподниматься головы.

– Эй, жеребцы, хватить ржать…

– Подняться помоги-ите…

– Эй, ру-уку дайте…

Одеревеневшие языки замерзших солдат едва поворачивались во рту, речь получалась заторможенной, протяжной.

– Т-точно ок-кочурились! – Богунов сплюнул. – А н-ну-ка, навались на этих л-лежебок.

Матиевский и Богунов бросились в окопы. Шульгин с Булочкой начали вытягивать солдат за шиворот. Вытаскивали солдат скорченных, заледеневших, скособоченных.

– По-о-тише, го-о-лову оторвете, – полетели жалобные стоны.

– Красавцы, к-как на п-подбор, – посмеивался Матиевский, – к-ковбои, г-гангстеры, супермены, тьфу ты… к-коровы на льду.

Солдаты, вытащенные из окопов, стояли не двигаясь, не шевелясь, в нелепых согнутых сонных позах, калачиком. Они не могли выпрямить заледеневшие суставы.

– А ну-ка, паровозиком, детки, взялись за руки, – Матиевский заблестел глазами. – За ручки, за ручки…

Он подталкивал солдат друг к другу, как послушных кукол, вкладывал в застывшие руки неподвижные, костяные ладони.

– Д-держись покрепче, сейчас н-начнется веселый х-хоровод. Вспомним счастливое детство. К-как на Машины именины испекли мы к-каравай…

Матиевский встал в голове, потянул всю эту скорченную вереницу за собой. Солдаты дернулись. Кто-то тут же съехал на колени. Шульгин и Булочка помогли упавшим подняться, подтолкнули ребят в спину.

– Поехали, поехали, кривые, хромые, приплюснутые. Шевели ногами.

Потихоньку хоровод сдвинулся с места, закачался неуверенно из стороны в сторону, поплыл ручейком.

– Быстрее, ребятки, быстрее… Разгоняй кровь… – старшина тянул солдат за руки.

Лицо его раскраснелось, покрылось испариной.

– Сейчас будет т-тепло, – гаркнул Богунов, – п-поезд едет из М-мурманска в Сочи.

По пути к хороводу цепляли новых солдат. Устроили длинную живую волокушу.

Матиевский скоморошничал. Повел всех змейкой, кружил, разгоняясь на крутые холмы, с силой тянул вниз, набирая скорость…

– Танец для одеревеневших и немного охреневших. Шевелите ногами, тараканы беременные…

Солдаты едва волочили ноги, заплетались, тащились за Матиевским бочком, болезненно охали, вскрикивали. Но все же разогрела их эта карусель, вернула на щеки бледную грязно-розовую тень. Теперь уже Матиевский оставил их, вытирая пот со лба, уселся на землю, тяжело переводя дыхание.

– Во-от это другое дело! Расшевелились, д-дистрофики. Д-давай теперь без локомотива.

Солдаты потихоньку развязали языки. Заворчали.

Кто-то нервно рассмеялся:

– Э-эх, нету моей мамы с грелочкой.

– Тебе другая грелочка нужна… С этикеточкой…

– Да уж… Сейчас бы хоть простого чайку с дымком…

– А хорошая у нас лошадка-то на извозе…

– Копыта пулями сорваны…

– Только личиком не удалась…

Матиевский махнул кулаком:

– Но-но! Без пошлостей. А то пальцем ткну – полчаса подниматься будете.

– Хлопцы, а кто это ночью у нас ванны принимал?

– Хвойные.

– С мочалками.

– И с матюками.

– Товарищ Матиевский! Сергей Михайлович! Кто там кому спинку тер?

– С легким паром, Сергей Михайлович!

Матиевский сплюнул:

– Вот и делай из вас человеков. Тут же начинаете себя ногами в грудь стучать. Чтоб я до вас, калек, хоть раз дотронулся.

Прояснилось. Развело по сторонам липкие влажные сумерки. Острые хребты с клинышками одиноких скал очистились от туманной хмари. На горизонте угрюмой громадой выросла каменная пирамида, легендарный «Зуб»… Высота, обозначенная на карте точкой две семьсот.

29

Белые клочья тумана висели над каменной пирамидой, горделиво поднявшейся над всеми горными хребтами и перевалами. Снежные торосы лежали на ней старческими сединами. Черными злыми зрачками смотрели глазницы пещер. Длинные морщины узких траншей перерезали каменную толщу.

Именно к этой угрюмой неприступной высоте и стремились все это время рейдовые роты, вычесывая душманов из ее окрестностей и до последнего дня кружась вокруг заманчивой горы. Роты вступали в перестрелку с бандами. Проводили маскировочные петлеобразные рейды. Продолжали ночевки в сырых глинистых окопах. Вели бои, обратившись спиной к этой страшной вершине.

Но петля постепенно сжималась. Крепкая, хорошо намыленная петля. И «Зуб» начал уже шататься.

На самой вершине этой мрачной высоты выступала черная изогнутая скала. Блестящий, будто промасленный камень, черный как сажа, стоял, упираясь в облака. Он был похож на изогнутый клык, отполированный дождями и ветром. Именно из-за этой скалы высота и получила своеобразное прозвище «Зуб». Никогда еще русский солдат не ставил ногу на этот черный загадочный камень. Никогда еще не прикасался к нему руками, пропахшими порохом. Никогда не выбивал об него пыль плащевых палаток.